В ответ на: то есть бабка должна научить молодую (поди еще и забесплатно)

Было очень неприятно прочитать.

Я вспоминала, как моя мама, беременная мною, в клетчатом сарафане из чехословатского журнала мод, пришла по распределению в науку, и ее научный руководитель ей сказал: «Ну что с тобой делать, идем». И взял ее за руку.

Я думаю, так всегда говорят лучшие учителя – конечно, откуда им знать, что делать с нелепыми, начитанными, но криворукими, да еще и беременными молодыми специалистами. Но ничего, берут за руку, начинают взращивать, поливать, подкармливать, а потом – глядишь – и вот вам моя мама – мощная, как боеголовка, берет сама своих студентов за руку, и так дальше.

Но ее воспитали другие люди, из настоящей жизни, бабушки и дедушки с фотографий военных лет. Откуда вдруг взялось поколение чванливого цинизма? В основном поколение женское, не пожилое–военное–выстоянное, не молодое–новое–открытое, а какое-то самое советское, застойное, самое защищенное от всей жизни – и от времен разрух, репрессий и войн, и от жестокого крещения капитализмом. Чаще – женщины, поколение сытых женщин, у которых гордость за образованность такая, будто они отстояли колхозные хлеба в непогоду или спасли раненых солдат. Гордость ученостью – до неприличия, я не совру – я тут же где-то читала: «я перевожу техническую литературу, я перелопачиваю ее, я делаю гранты», и с таким это гордым криком, что просто неловко за нелепость.

И у нас такая есть. «Почему я должна вытирать ей сопли? Может, вы меня определите всем вашим новым девочкам в гувернантки?» Щеки трясутся в негодовании, ноздри пыхтят, а девочка плачет, ну что ей сейчас делать? Вы думаете, та, у которой щеки трясутся, конструктор ракетных систем? Нет, бухгалтер. Но с опытом.

Того начальника давно нет, его похоронили, но мама мне про него нет-нет и расскажет. «Он взял меня за руку и говорит: ну что с тобой делать, идем». И они пошли. И я такой обещаю быть. Если надо – буду на работе вслух читать новому поколению учебники, которые они в своих разваленных университетах недочитали.