Re: Инклюзивное образование: акция за достойное образование детей
[Re: Varuna] #1879261504 07.03.11 00:05
(Окончание)
Выше пандуса не прыгнешь? /// 2009 год, Москва
Источник: Новая Газета. № 59 от 5 июня 2009 г.
* 5 августа 2008 года президент России Д. Медведев принял решение о подписании Конвенции ООН о правах инвалидов и поручил МИДу России подписать от имени Российской Федерации указанную Конвенцию.
24 сентября 2008 года в штаб-квартире ООН министр иностранных дел C. Лавров от имени Российской Федерации подписал Конвенцию о правах инвалидов. Этим Россия берет на себя обязательства по выполнению 24-й статьи Конвенции ООН о правах инвалидов — «Образование», где говорится о том, что в целях реализации права инвалидов на образование «государства-участники обеспечивают инклюзивное образование на всех уровнях».
Очень хорошо, что Россия 24 сентября 2008 года подписала эту Конвенцию. Надеюсь, и жить мы будем по ней, а не по юридическому словарю. И это не вопрос формулировки, не уточнение терминологии.
В современном международном праве и в международном сообществе НОРМАТИВНЫМ признается социальное понимание инвалидности.
Социальная модель определяет причину инвалидности не в самом заболевании как таковом, а в существующих в обществе физических, организационных или отношенческих барьерах, стереотипах и предрассудках.
При такой модели ребенок с инвалидностью — не «носитель проблемы». Все ровно наоборот. Проблемы и барьеры создает общество.
«Медицинская» модель определяет инвалидность как нарушение здоровья. Ребенка с инвалидностью при таком подходе надо лечить, изолировав — и надолго! — от общества.
Старая парадигма: полноценное большинство — неполноценное меньшинство.
Новая парадигма: общество, где очень разные, очень другие люди включены друг в друга .
Так что инклюзия не сводится к физическому перемещению детей из системы специального образования в общее образование. Инклюзия — это реализация права и создание условий.
*** На митинге без политики Валентина Дроздкова первым делом сказала в микрофон, что «мы учимся в обычной школе». Ну, конечно, это ее сын Кирилл там учится(лся). Но так говорят все мамы детей-инвалидов: мы учимся, мы делаем, мы стремимся… Они — всегда вместе.
Кирилл не ходит с детства. Атрофия мышц. Он все время сидел в квартире. Почти один. Только с мамой и папой. И часто спрашивал маму Валю: «Что я — плохой человек? Почему у меня нет друзей?».
Короче, когда Кириллу исполнилось 7 лет, Валя решила отдать его в обычную школу.
— Я очень боялась звонить в эту обычную московскую школу № 1161. Люди из одного фонда предлагали мне: «Давайте мы позвоним…». Но я сказала: нет! Я — сама! И — позвонила. Мне казалось, сейчас пошлют, скажут: «Сидите дома!». Но директор Евгения Сергеевна Плекина была так доброжелательна, так внимательна, так участлива, что я растерялась. Помню, Евгения Сергеевна спрашивает меня: «А что, у вашего сына проблемы?» И я: «Да! Да!! Да!!!». Она прямо опешила: «А что с такой радостью?». «Да это от страха», — призналась я. Ну, короче, взяли нас в эту школу. Она в Южном Бутове находится. И Кирилл стал там учиться. И вот на днях начальную школу окончил, на все «пятерки». Сначала на нас с Кириллом удивленно так смотрели, почему, мол, мы здесь, но быстро привыкли. Нет, нас никто не обижал. Ни детки, ни взрослые. Наоборот. Часто спрашивали: «А чем вам помочь?». Начальная школа на первом этаже. На крыльце есть пандус. Иногда, правда, какие-то занятия были на втором этаже, так или ребята помогали мне коляску с Кириллом перенести туда, или я сама как-то приспосабливалась. Но это очень редко было. Кирилл учился на одни «пятерки». У него появились друзья. Мальчишки говорили ему: «Побежали в прятки играть?». Я говорю: «Он же не может, вы что, забыли?». А мальчишки — мне: «А давайте вы вместе с ним будете прятаться».
Но вот на следующий год все занятия в школе будут на втором, третьем и четвертом этажах. И каждый день. А это означает, что без лифта (или подъемника) не обойтись.
Я обратилась в окружком, это типа роно. Там мне сказали: «Вы что, не слышали? У нас — кризис. Денег нет. Какие подъемники? И что это все — ради одного вашего мальчика?» Потом кто-то мне сказал, что департамент образования правительства Москвы обещал что-то сделать. Но это не точно. Я опять ничего не знаю. Куда бежать, кого просить. Кириллу — 11 лет. Он так радостно учился. Так счастлив был в дружбе с одноклассниками. А теперь что? Опять сидеть дома одному? Директор школы очень хорошая, заслуженный учитель. Она хочет нам помочь, но тоже не знает как. Разные люди услышали про нашу беду, предлагают собрать деньги, за лето построить в школе подъемник. Но опять же, с кем это надо согласовывать, как добиться разрешения?
Валентина рассказывает, а сама смотрит — очень счастливыми глазами — на сына. А Кирилл смотрит на сценку, которую разыгрывает прямо здесь, в Новопушкинском сквере, «Театр Простодушных». В этом театре 18 актеров. Все — инвалиды, люди с синдромом Дауна. По словам художественного руководителя «Театра Простодушных» Игоря Неупокоева, это «театр огромного преодоления».
Когда они были совсем маленькими, этих актеров считали «неподдающимися обучению». И вообще относились к ним, как к неодушевленным предметам. А теперь их знают и в России, и во всем мире. Они невероятно талантливы, вдохновенны, пластичны, артистичны, индивидуальны, уникальны. Такую внятную артикуляцию, такую отчетливую сценическую речь я слышала только в театрах Петра Фоменко и Льва Додина, и больше нигде.
*** Инклюзив — это не просто какая-то очередная реформа специального образования.
Прочтите внимательно письмо девочки-инвалида:
«Я думаю, это лучше для нас — учиться вместе, ведь живем мы все в ОДНОМ мире; но нужно, конечно, много смелости для нас, чтобы довериться, а для взрослых нужно преодолеть страх перед нами и душевную лень. И тогда многие проблемы отпадут и всем лучше будет! »
Соня Ш., 15 лет, ученица средней общеобразовательной школы № 1321, Москва (из сообщения на интернет-форуме, посвященном проблемам инклюзивного образования)
P. S. Насчет подъемника — очень странно. Мы же не обсуждаем, ставить туалеты в школах или не ставить. Почему по поводу подъемника разводим дискуссии? Что значит — «только для одного»? Один — это уже очень много.
И что значит: «у нас — кризис»? Сколько можно все радостно валить на кризис?
Выше пандуса не прыгнешь? /// 2009 год, Москва
Источник: Новая Газета. № 59 от 5 июня 2009 г.
* 5 августа 2008 года президент России Д. Медведев принял решение о подписании Конвенции ООН о правах инвалидов и поручил МИДу России подписать от имени Российской Федерации указанную Конвенцию.
24 сентября 2008 года в штаб-квартире ООН министр иностранных дел C. Лавров от имени Российской Федерации подписал Конвенцию о правах инвалидов. Этим Россия берет на себя обязательства по выполнению 24-й статьи Конвенции ООН о правах инвалидов — «Образование», где говорится о том, что в целях реализации права инвалидов на образование «государства-участники обеспечивают инклюзивное образование на всех уровнях».
Очень хорошо, что Россия 24 сентября 2008 года подписала эту Конвенцию. Надеюсь, и жить мы будем по ней, а не по юридическому словарю. И это не вопрос формулировки, не уточнение терминологии.
В современном международном праве и в международном сообществе НОРМАТИВНЫМ признается социальное понимание инвалидности.
Социальная модель определяет причину инвалидности не в самом заболевании как таковом, а в существующих в обществе физических, организационных или отношенческих барьерах, стереотипах и предрассудках.
При такой модели ребенок с инвалидностью — не «носитель проблемы». Все ровно наоборот. Проблемы и барьеры создает общество.
«Медицинская» модель определяет инвалидность как нарушение здоровья. Ребенка с инвалидностью при таком подходе надо лечить, изолировав — и надолго! — от общества.
Старая парадигма: полноценное большинство — неполноценное меньшинство.
Новая парадигма: общество, где очень разные, очень другие люди включены друг в друга .
Так что инклюзия не сводится к физическому перемещению детей из системы специального образования в общее образование. Инклюзия — это реализация права и создание условий.
*** На митинге без политики Валентина Дроздкова первым делом сказала в микрофон, что «мы учимся в обычной школе». Ну, конечно, это ее сын Кирилл там учится(лся). Но так говорят все мамы детей-инвалидов: мы учимся, мы делаем, мы стремимся… Они — всегда вместе.
Кирилл не ходит с детства. Атрофия мышц. Он все время сидел в квартире. Почти один. Только с мамой и папой. И часто спрашивал маму Валю: «Что я — плохой человек? Почему у меня нет друзей?».
Короче, когда Кириллу исполнилось 7 лет, Валя решила отдать его в обычную школу.
— Я очень боялась звонить в эту обычную московскую школу № 1161. Люди из одного фонда предлагали мне: «Давайте мы позвоним…». Но я сказала: нет! Я — сама! И — позвонила. Мне казалось, сейчас пошлют, скажут: «Сидите дома!». Но директор Евгения Сергеевна Плекина была так доброжелательна, так внимательна, так участлива, что я растерялась. Помню, Евгения Сергеевна спрашивает меня: «А что, у вашего сына проблемы?» И я: «Да! Да!! Да!!!». Она прямо опешила: «А что с такой радостью?». «Да это от страха», — призналась я. Ну, короче, взяли нас в эту школу. Она в Южном Бутове находится. И Кирилл стал там учиться. И вот на днях начальную школу окончил, на все «пятерки». Сначала на нас с Кириллом удивленно так смотрели, почему, мол, мы здесь, но быстро привыкли. Нет, нас никто не обижал. Ни детки, ни взрослые. Наоборот. Часто спрашивали: «А чем вам помочь?». Начальная школа на первом этаже. На крыльце есть пандус. Иногда, правда, какие-то занятия были на втором этаже, так или ребята помогали мне коляску с Кириллом перенести туда, или я сама как-то приспосабливалась. Но это очень редко было. Кирилл учился на одни «пятерки». У него появились друзья. Мальчишки говорили ему: «Побежали в прятки играть?». Я говорю: «Он же не может, вы что, забыли?». А мальчишки — мне: «А давайте вы вместе с ним будете прятаться».
Но вот на следующий год все занятия в школе будут на втором, третьем и четвертом этажах. И каждый день. А это означает, что без лифта (или подъемника) не обойтись.
Я обратилась в окружком, это типа роно. Там мне сказали: «Вы что, не слышали? У нас — кризис. Денег нет. Какие подъемники? И что это все — ради одного вашего мальчика?» Потом кто-то мне сказал, что департамент образования правительства Москвы обещал что-то сделать. Но это не точно. Я опять ничего не знаю. Куда бежать, кого просить. Кириллу — 11 лет. Он так радостно учился. Так счастлив был в дружбе с одноклассниками. А теперь что? Опять сидеть дома одному? Директор школы очень хорошая, заслуженный учитель. Она хочет нам помочь, но тоже не знает как. Разные люди услышали про нашу беду, предлагают собрать деньги, за лето построить в школе подъемник. Но опять же, с кем это надо согласовывать, как добиться разрешения?
Валентина рассказывает, а сама смотрит — очень счастливыми глазами — на сына. А Кирилл смотрит на сценку, которую разыгрывает прямо здесь, в Новопушкинском сквере, «Театр Простодушных». В этом театре 18 актеров. Все — инвалиды, люди с синдромом Дауна. По словам художественного руководителя «Театра Простодушных» Игоря Неупокоева, это «театр огромного преодоления».
Когда они были совсем маленькими, этих актеров считали «неподдающимися обучению». И вообще относились к ним, как к неодушевленным предметам. А теперь их знают и в России, и во всем мире. Они невероятно талантливы, вдохновенны, пластичны, артистичны, индивидуальны, уникальны. Такую внятную артикуляцию, такую отчетливую сценическую речь я слышала только в театрах Петра Фоменко и Льва Додина, и больше нигде.
*** Инклюзив — это не просто какая-то очередная реформа специального образования.
Прочтите внимательно письмо девочки-инвалида:
«Я думаю, это лучше для нас — учиться вместе, ведь живем мы все в ОДНОМ мире; но нужно, конечно, много смелости для нас, чтобы довериться, а для взрослых нужно преодолеть страх перед нами и душевную лень. И тогда многие проблемы отпадут и всем лучше будет! »
Соня Ш., 15 лет, ученица средней общеобразовательной школы № 1321, Москва (из сообщения на интернет-форуме, посвященном проблемам инклюзивного образования)
P. S. Насчет подъемника — очень странно. Мы же не обсуждаем, ставить туалеты в школах или не ставить. Почему по поводу подъемника разводим дискуссии? Что значит — «только для одного»? Один — это уже очень много.
И что значит: «у нас — кризис»? Сколько можно все радостно валить на кризис?
Главное — погладить КОТА.