Фрагмент 3 (стр.40):
"Ссылаясь на Максимовича, предложившего некоторые перестановки
в мусин-пушкинском тексте „Слова", а также, видимо, принимая
в соображение мнение Огоновского о наличии в „Слове" нескольких
глосс, сделанных переписчиками, Потебня пошел в деле реконструкции
мусин-пушкинского издания гораздо дальше, чем Максимович и Ого-
новский. Он писал: „. .. я пришел к предположению, что в «Слове»
многое не необходимо, многое стоит не на своем месте. Кажется, что
список, дошедший до нас в издании 1800 г., ведет свое начало от
черновой рукописи, писанной самим автором или с его слов, снабжен
ной приписками на полях, заметками для памяти, поправками, вводив
шими переписчика (быть может, конца XIII или самого начала XIV в.)
в недоумение относительно того, куда их поместить. Для самого автора
могло быть неясно, какие из амплификации первоначального текста
окажутся нужными, какие излишними при окончательной редакции, до
нас не дошедшей или вовсе не осуществленной. Сверх того, кажется,
в текст введены глоссы одного или более чем одного перепис
чика".
Исходя из этих соображений, Потебня, помимо довольно значитель
ных поправок к тексту, не всегда убедительных, делает в нем не только
перестановки, руководствуясь, главным образом, абстрактными синта
ксическими умозаключениями, но и выключает из „Слова" немало от
дельных частей его текста, порой значительных по объему, которые
он считает приписками на полях, вставками и глоссами. Эти исключен
ные им места он заключает в квадратные скобки. Несмотря на ряд
остроумных догадок, Потебня, естественно, не мог удержаться от
таких операций с текстом „Слова", которые являются в большей своей
части произвольными, подсказанными субъективным подходом к тексту
памятника. Кроме того, Потебня, следуя в основном за Буслаевым,
реконструировал фонетику и орфографию „Слова", применительно
к идеальной норме языкового строя русских памятников XII в. и тем
самым предложил не реальный, а им самим примышленный фонетиче
ский и орфографический облик „Слова"."

К о м м е н т а р и й. А кто сегодня из исследователей "Слова" не делает тоже самое ("примышление") с текстом поэмы, что и Потебня в XIX в.? А если исследовать реконструкцию Потебни текста "Слова" на предмет присутствия в ней лингвистических улик против древнего его происхождения? К слову, что я, как сторонник версии написания Игоревой Песни в XVIII в., смогу там обнаружить из тайн первого издания? - абсолютно ничего...