Фрагмент 32 (стр.365-366):
"Летописные панегирики, как правило, совершенно не
затрагивали деликатную сферу интимной жизни. Напротив,
характеристика "Истории" вторгаются в неё с удивительной
бесцеремонностью, комментируя, порой нелицеприятно, черты
князя как приватной особы: любовь к вину и женщинам. У
Святополка Изяславовича, например, за чтением книг не
оставалось времени для пьянства: "мало ел и весьма редко
и то по нужде для других упился". А вот для наложницы время
всё же находил: "Наложницу свою поял в жену и так её любил,
что без слёз на малое время разлучиться не мог, и много ея
слушая, от князей терпел поношение, а часто и вред с
сожалением". Не отличался устойчивостью и Всеволод Ольгович:
"Многие наложницы любий и и в весели пребываше, сего деля
киевляном туга бе немала, и егда умре, то едва обретеся
плакати кому о нем". (...) Позднее из обвинений разгневанных
киевлян выясняется, что Всеволод и Игорь Ольглвичи ещё и
бесчестили без разбора киевлянок. В первой редакции народ
киевский именно под этим предлогом переметнулся на сторону
Изяслава: "Ты нам князь, а Ольговичев не хочем; досыть им жены
и дщери наши имати, а имение грабити" (Татищев, 4, 202). Во
второй редакции тема педалируется ещё откровеннее: перед
смертью Игорь попросил священника исповедоваться, <<но народ
кричал на Игоря Когда вы с братом Всеволодом жен и дочерей
наших брали на постели и домы грабили, тогда попа не спрашивали,
и ныне поп не нужен" >> (Татищев, 2, 176) Шутка циничная и в
дурном вкусе. Вообще эротических шуток в летописи не найдём,
у Татищева же отыскивается несколько.

К о м м е н т а р и й. В тексте "Слова" фраза "мосты мостить" прочитывается в эротическом ключе: воины князя Игоря захватили в плен половецких девушек и стали с ними "мосты мостить". Но как? - "по болотомъ и грязивымъ местомъ". Зная язык Ивана Баркова, поэта времени Татищева, не составит труда прочитать это место поэмы якобы XII в. в эротическом ключе.