Ответ на сообщение Re: "Слово о полку Игореве" и XVIII в. Графика и Слововедение. пользователя АлександрЛ

Фрагмент 20 (стр.293, 295, 296):
"Странно, что историки не замечали, насколько анахронична вся,
так сказать, технология обсуждения проекта, предложенная Романом.
Галицкий князь в "Истории" Татищева поступает так, как бюрократ
XVIII столетия. (...) Выходит , что Роман подразумевает модель
полицейского государства XVIIII века, естественную для Татищева,
полжизни проведшего за составлением проектов и меморандумов, но
совершенно немыслимую для XII века.
(...) Учёные находили в проекте Романа подтверждение собственным
анахроническим воззрениям. На самом деле, он очевидно, противоречит
всему, что мы знаем о междукняжеских отношениях XIII в.: выборность
киевского князя шестью курфюрстами слишком напоминает систему
Священной Римской империи (и уже одним этим подозрительна, что было
ясно и самому Татищеву), а примогетуры Русь не узнает ещё в течение
долгих столетий.
(...) Мало кто вспоминает (и то лишь пересказывая содержание), что
Татищев сопроводил изложение проекта примечанием (№569). Только
М.С.Грушевский многозначительно намекнул на его значение для
понимания всего текста. Как и во многих других замечаниях, сделанных
мимоходом, историк был совершенно прав. Именно это примечание,
похоже, скрывает в себе ключ к разгадке.
Приведу его полностью:

<<Сие Романово предложение ни в одном манускрипте, которые я в руках
моих имел, не находится, а сообщил мне Хрущев выписанное и сказал,
что выписано в Новеграде из древнего летописца и писано было древним
наречием, которое мы с ним переложили, как здесь. А хотя мне оное
несколько сомнительно было, однак ж видя: 1) слог оного древний,
которого он сам сочинить не мог; 2) что сия форма правления подобна
Немецкой империи, которую никто за лучшую почесть не может, и Хрущев
сам, многие в том пороки довольно разумея, не хвалил, как я довольно его
мнение знал, что он у нас монархию просим предпочитал; 3) число шести
избирателей не безопасно, ибо по три заделяся, ко окончанию привести не
возмогут, разве седьмой в писании проронен, что же в местных наследие
одному старейшему сыну полагал, оное весьма изрядно, но и естли бы сие
тогда утвердилось, то б, конечно, такого великаго вреда от татар не
приключилось >>.

(...) Как и в случае с отрывком Иоакима, Татищев прежде всего шокирует
читателя откровенным признанием в собственных сомнениях и отсутствием
рукописи. Как и в случае с Иакимовской летописью, Татищев предвосхищает
предположение скептика о том, что информатор мог быть и автором текста.
И даже отводит это предположение с помощью одинаковых аргументов:
Хрущов был человеком малосведущим, он не мог бы сочинить "древний слог"
документа (это при том, что в другом месте Татищев отзывался о нём как о
человеке "снискательном о гистории русской" и даже "весьма прилежно"
[о ней] трудившемся. Общая стратегия также идентична - выдвинутые
самим Татищевым сомнения тут же и опровергаются. В результате у читателя
остаётся ощущение вполне удовлетворительного разрешения всех
недоразумений.
(...) Важно, что историк скорректировал главное - источник своих известий.
Если в Миллеровском издании информатором указан А.В.Хрущов, то в
Воронцовском списке значится П.И.Еропкин, чьё имя впоследствии дважды
(что исключает случайность) было заменено."

К о м м е н т а р и й. Татищев, когда писал свою "Историю", держал перед своим внутренним взором образ скептика и вёл с ним незримый разговор. И Татищеву в этом диалоге удалось многое предвосхитить в методах как исторической, так и филологической науки.
Предполагаемый Автор (коллектив единомышленников) "Слова" XVIII в. вполне мог подойти к своей задаче по написанию поэмы "Слово о полку Игореве, используя богатый опыт своего предшественника Татищева.