Фрагмент 5 (стр.156-158):
"Господствующая церковная идеология средневековой Руси не знала
эстетического подхода к памятникам литературы
— любые «басни и ко-
щюны» и «неполезные повести» эта идеология решительно отвергала. Эсте
тические интересы Ефросина заставляли его обращаться к памятникам
устного народного творчества (где художественная струя всегда была силь
нее и свободнее, чем в письменной литературе) и к «отреченным» апокри
фическим «басням и кощюнам». И в этом случае Ефросин вольно или не
вольно нарушал хорошо известные ему идеологические нормы: «иде же
есть скомрашии речи и пустошная беседа, ту гнев божий и пагуба души,
а бесом радость», — записывал он в своих сборниках, а спустя некото
рое время вписывал <в эти же сборники явные «скомрашии речи».
Многие памятники в ефросиновских сборниках тесно связаны с устным
народным творчеством. В первую очередь среди них следует назвать
«Слово о хмеле», помещенное от имени «Кирилла философа словеньскаго» —
памятник, оказавший значительное влияние на литературу XVII в.
Здесь нам особенно важно отметить народно-поэтический характер этого
памятника, написанного ритмической прозой, переходящей в стихи:

Лежа не мощно бога умолити,
Чти и славы не получити. ..
Пианьство князь и боляром землю пусту створяет,
А людей добрых и равных и мастеров в работе счиняет...
О ком молва в людех? — О пианици.
Кому сини очи? — Пианици.
Кому охание велико? — Пианици.
Кому горе на горе? — Пианици.

Другое поэтическое произведение, помещенное у Ефросина, — «Стих
старина запивом» («плач Адама» о рае). Уже П. Симони обратил вни
мание на то, что слово «старина», употребленное здесь Ефросином, совпа
дает с обычным северным наименованием былин — старина; очевидно,
этот «духовный стих» исполнялся напевом («запивом») былин. Свою
тесную связь с устной поэзией «плач Адама» сохранил и в последующие
времена, неизменно фигурируя в репертуаре народных сказителей.
Художественные интересы Ефросина определили включение в его сбор
ники целого р"яда апокрифических памятников, близких к фольклору по
своему происхождению и дальнейшему бытованию. К числу таких памят
ников принадлежат, например, своеобразные притчи-загадки, в большом
числе помещенные Ефросином. Уже Варлаам, описывая сборник КБ-9, от
метил, что здесь «вместе с различными притчами есть и странные», и
приводил далее следующий диалог внука с бабкой из этого сборника:
«Рече внук бабе: Баба, положи мя у себе. И рече ему баба: Како ми тебе
положши? А ты мя родил». Этот диалог (с разгадкой: Христос и
земля) читается в одной из редакций известного апокрифического памят
ника— «Беседа трех святителей»; по своему содержанию эта редакция
"имеет черты близости с западноевропейским памятником, называвшимся
«Joca monachorum» («Монашеские игры») и носившим скорее заниматель
ный, нежели религиозно-назидательный характер. Трудно сказать, ка
кой смысл имело для Ефросина включение в его сборники приведенной
«странной притчи» (вспомним его интерес к темам кровосмесительства
в языческой и библейской мифологии), но «притча» эта была не единст
венной в его сборниках—мы встречаем здесь ряд подобных загадок «а
библейские темы и рядом с ними две загадки обратного характера:
дважды родившимся «пророком» здесь оказывается «кур» (петух),
а героем, испытавшим судьбу Адама, Евы, Ильи и трех отроков, — гли
няный горшок. И, что для нас особенно интересно, почти все приведен
ные Ефросином «странные притчи» сохранились в русском фольклоре и
далее — в качестве шуточных загадок.
Апокриф-притча и апокриф-сказка занимает в ефросиновских сбор
никах важное место наряду с «научно-познавательной» апокрификой; кни-
гописца XV в. явно привлекали в апокрифической литературе те же черты,
какие заинтересовали и исследователей X IX в., издававших «памятники
отреченной литературы» (Н. С. Тихонравов, А. Н. Пыпин и др.): худо
жественность апокрифических легенд, их ценность как памятников лите
ратуры.

К о м м е н т а р и й. Как видно, ритмическая проза ("Слово о хмеле"), переходящая в стихи - это особенность литературы XV-го, а не XII-го века.
В "Слове о полку Игореве" встречается фраза "до Куръ Тмутороканя". Можно ли "Куръ" из "Слова" поместить в контекст рукописи Ефросина?