Посмотрел за окно-хмарь, дождь, слякоть... Прямо как в Пскопской губернии. Вспомнился анекдот про ямщика Силитёра и на душе то же стало как то хмарить. Не то чтобы прямо совсем чтобы совсем, но как то вот плющит и корёжит.Да ещё чирий вылез... Прямо как в песне, в неудобном месте... Сижу, слухаю песню Яцковского "Смотрины" и грустно думаю: "И куды бедному крестьянину податься?"
"Тут у меня постены появились,
Я их гоню и так и сяк - они опять,
Да в неудобном месте чирей вылез -
Пора пахать, а тут - ни сесть ни встать.
Сосед маленочка прислал -
Он от щедрот меня позвал,-
Ну, я, понятно, отказал,
А он - сначала.
Должно, литровую огрел -
Ну и, конечно, подобрел...
И я пошел - попил, поел,-
Не полегчало."
P.S. Сто раз слышал эту песню, а только сейчас задумался: "Пастены"-это клопы али тараканы?
Ты - горячий румянец щёк
И душистость дождя лесная.
Ты - шампанского сладкий глоток
И глоток горячего чая.
Ты - мурашки, за шиворот снежки,
Дым в полоске яркого света.
И грибы ещё ты - сыроежки,
И мальборовая сигарета.
Кружишь голову, как наркотик,
Вот в висках у меня застучало...
Hо едва открываешь ротик,
Сразу думаю: лучше б молчала.
Снова утро туманное, хмурое утро седое,
Дождь по крышам стучит, отцвели хризантемы в саду,
Журавли улетают, трубя, и грозят нам бедою,
И летят снегири (не сочтите, что это в бреду),
Облетают последние маки в саду дяди Вани,
И сударыня-речка швыряет мой маленький плот,
И дубы-колдуны что-то шепчут, как ежик в тумане,
И встают тени прошлого вновь из поганых болот.
И тревожно в груди, словно тигры у ног моих сели,
И звучат, и звучат, и умолкнуть никак не хотят
То мелодия вальса, то песня рабочей артели,
И неясные думы, как в обруч горящий, летят.
И схожу я с ума, но к врачам обращаться не стану,
Лучше лягу-прилягу - меня на заре не буди
И не сыпь, умоляю, ты горькую соль мне на рану:
Просто кончилось лето, и юный октябрь впереди.
Помнишь, вел я когда-то безумные, страстные речи
С ненаглядной певуньей - и тень наводил на плетень…
Если б снова начать!.. Ты накинь, дорогая, на плечи
Оренбургский платок, кружева на головку надень -
И открой мне калитку, прими же меня, как родного,
Вот уж окна зажглись - не томи же меня, уступи!
Я вернулся домой. Я люблю тебя снова и снова.
Что мне снег, что мне зной? Пусть хоть пули свистят по степи!
Шизель (Любовь Сирота)
Жизнь- как фотография: получается лучше, когда ты улыбаешься.
Все разошлись. На прощанье осталась
Оторопь желтой листвы за окном,
Вот и осталась мне самая малость
Шороха осени в доме моем.
Выпало лето холодной иголкой
Из онемелой руки тишины
И запропало в потемках за полкой,
За штукатуркой мышиной стены.
Если считаться начнем, я не вправе
Даже на этот пожар за окном.
Верно, еще рассыпается гравий
Под осторожным ее каблуком.
Там, в заоконном тревожном покое,
Вне моего бытия и жилья,
В желтом, и синем, и красном - на что ей
Память моя? Что ей память моя?
(*Тарковский - (алла верды)*)
Не придуман ещё мой мир, от того голова легка. Нет звезды ещё в небе и нет закона пока... (Пикник)
Лето кончилось – крапива изрослась,
Жёлудь падает, смешно стуча по листьям.
Лень-тоска повсюду разлилась,
И её пронзительного смысла
Сердце чует тягостную власть.
В небо брошенная облачная шаль
Прячет в складках солнечную муть.
Прошлого не будет больше жаль,
Нужно только правильно проснуться,
Там, во сне, похоронив печаль.
И тогда, когда польют дожди,
Леденя слепящей белизной,
Сил достанет до конца пройти
Путь, тебе назначенный судьбой,
С сердцем, не взорвавшимся в груди./с/
Ответ на сообщение Я Вам пишу... пользователя Kolombina
Запах пены морской, и горящей листвы,
И цыганские взоры ворон привокзальных.
Это осень, мой друг, это волны молвы
О вещах шерстяных и простудах банальных.
Это осень, мой друг, это клюв журавля,
Это звук сотрясаемых в яблоке зерен.
Осень, мой друг, это свежая тушь
Расползается, тщательно дни сокращая.
Скоро все, что способно, покроется льдом,
Синей толщей классической твердой обложки.
Это осень, мой друг, это мысли о том,
Как кормить стариков и младенцев из ложки.
Как дрожать одному надо всеми людьми,
Словно ивовый лист или кто его знает?
Это осень, мой друг, это клюв журавля,
Это звук сотрясаемых в яблоке зерен.
Осень, мой друг, это слезы любви
Ко всему, что без этой любви умирает.
Жила-была девочка. И вот однажды в магазине её спросили: "А у Вас есть пенсионное удостоверение?"
Я теперь не пишу о смерти,
Я теперь не пишу о любви.
Я пишу о дожде за дверью,
Я пишу о Луне в окне.
Смерть в моем поселилась доме:
Пьет мое пиво
И смотрит мой телевизор.
А любовь за моей спиной
Положида мне руки на плечи,
Что-то шепчет мне тихо в ухо.
Я бы вышел за дверь,
Но там дождь, дождь..
Я бы выбил окно,
Но там ночь, ночь...
возможно, я некстати вывалилась.
но я очень люблю Сергея Есенина..
Жестокость так же стара, как сама жизнь.
Да, есть робкие признаки смягчения жестокости - юмор и сострадание.
Они-то, пожалуй, и есть важнейшие изобретения человеческого гения.. (Дж.Уи.)
Опять сентябрь, как будто лошадь дышит,
и там — в саду — солдатики стоят,
и яблоко летит — и это слышно,
и стуки, как лопаты, говорят.
Ни с кем не смог
ни свыкнуться, ни сжиться —
уйдут, умрут, уедут, отгорят —
а то, что там, в твоем мозгу стучится,
так это просто яблоки стучат.
И то, что здесь
сейчас так много солнца,
и то, что ты в своей земле лежишь,
надеюсь, что кого–нибудь коснется.
Надеюсь, вас. Но всех не поразишь.
А раз неважно всем,
что мне еще придется,
а мне действительно еще придется быть
сначала яблоком, потом уже травою —
так мне неважно знать: ни то, что будет мною,
ни то, что мной уже не сможет — быть.
А что уж там во мне рвалось и пело,
и то, что я теперь пою и рвусь,
так это все мое (сугубо) дело,
и я уж как–нибудь с собою разберусь.
Смирюсь ли я, сорвусь ли, оскудею
или попробую другим путем устать,
я все равно всегда прожить сумею,
я все равно всегда посмею стать.
Но — что касается других:
всех тех, которых нет,
которых не было,
которых много было —
то если больно им
глядеть на этот свет
и если это важно вам — спасибо.
А это Ведерников ) почти что современный классик ))