"Птица-тройка".

_________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Боню Ст. Ангелов (София). Заметки о "Слове о полку Игореве.
..........................(в кн.: ТОДРЛ, т.XVI, 1960 г.)............................

Фрагмент 1 (стр.56-58):

"VI. Карамзин и «Слово о полку Игореве».

Так как использованные Карамзиным цитаты из «Слова» очень важны,
а Барсов приводит их лишь частично, то считаю целесообразным при
вести их полностью, как они встречаются в «Истории» Карамзина. От
рывки, имеющиеся в этой книге, даю параллельно с соответствующим тек
стом первого печатного издания «Слова о полку Игореве» 1800 г. Таким
образом, собранные цитаты показывают, как высоко ценил видный рус
ский историк это древнерусское творение. О нем Карамзин больше всего-
говорит в третьем томе своей «Истории государства Российского», где пе
редает и его содержание. Приходится сожалеть, что именно здесь он не
воспользовался древнерусским текстом «Слова», а лишь переводит отдель
ные места на новорусский язык. Цитаты по-древнерусски он приводит
в примечаниях к своему труду.

Карамзин

1. Двина болотомъ течеть онымъ гроз-
нымъ Полочаномъ подъ кликомъ по-
ганыхъ (т. III, прим. 65, стр. 40).

2. НЬмци и Венедици, Греци и Морава
(т. III, прим. 67, стр. 42). рава

3. А мои Куряне (т, III, прим. 69,
стр. 44).

4. Бишася день, бишася другый; треть-
яго дни къ полудшю падоша стязи
Игоревы... на брез4 быстрой Кая-
лы. .. Се бо Готсия красныя дЬвы
вспЬша на брезЬ синяго моря, звоня
Рускымъ златомъ (т. III, прим. 70,
стр. 47).

5. Великш Святославъ изрони злато
слово, слезами смЬшено, и рече:
о моя сыновчя, Игорю и Всеволоде!
рано еста начала Половецкую землю
мечи цвЬлити, a ce6i славы искати
(т. III, прим. 71, стр. 48).

6. се у Римъ кричатъ подъ саблями
Половецкыми, а Володимеръ подъ
ранами (т. III, прим. 72, стр. 49).

7. Галичкы Осмомысле Ярославе! высоко
сЬдиши на своемъ златокованнЬмъ
столЬ; подперъ горы Угорскыи сво
ими желЪзными плъкы, Заступивъ
Королеви путь, затвори къ Дунаю
ворота, меча (кидая) бремены чрезъ
облаки, суды рядя до Дуная. Грозы
твоя по землямъ текуть; отворяеши
Кыеву врата; стрЪляеши съ отня зла
та стола Салтани за землями (т. III,
прим. 77, стр. 56—57).

8. А ты, буй Романе и Мстиславе, суть
бо у ваю желЬзныи папорзи подъ
шеломы Латинскими. ТЬми тресну
земля и многи страны. Литва, Ят-
вязи, Деремела и Половци сулици вязи,
своя повръгоша, а главы своя покло-
ниша подъ таи мечи харулужныи
(т. III, прим. 114, стр. 80—81). .

9. Вступиша, господина, в златый стре-
мень. . . стрЬляй, господине, Кончака
(т. III, прим. 262, стр. 163).

10. Се вт»три, Стрибожи внуци (т. III,
прим. 262, стр. 164).

11. А мои Куряни свйдоми къмети (т. III,
прим. 263, стр. 164).

12. Се бо готсюя красныя дЬвы.. . звоня
рускимъ златомъ (т. III, прим. 265,
стр. 164).

13. Ингварь, Всеволодъ и вси три Мсти-
славича, не худа гнезда шестокрилци
(т. III, прим. 266, стр. 164).

14. Съ тоя же Каялы Святоплкъ по
с%чЬ я отца своего междю Угоръ-
скими иноходьцы ко Св. Софш ходьцы
къ Кыеву (т. III, прим. 268,
стр. 164).

15. Была бы чага по ногатЬ, а Кощей по
рЬзани (т. II, СПб., 1816, прим. 420,
стр. 513).
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""

Издани е 1800 г.

1. Двина болотомъ течетъ онымъ грознымъ
Полочаномъ подъ кликомъ поганыхъ
(стр. 33)

2. Ту НЪмци и Венедици, ту Греци и Мо-
(стр.22).

3. а мои ти Куряни (стр. 8).

4. Бишася день, бишася другый; третьяго
дни къ полудшю падоша стязи Иго
ревы. . . на брезЬ быстрой Каялы. ..
Се бо Готсшя красныя дЬвы въспЬ-
ша на брезЬ синему морю. Звоня Ру
скымъ златомъ. . . (стр. 18, 25).

5. Великий Святславъ изрони злато слово
слезами смЬшено, и рече: о моя сы
новчя Игорю и Всеволоде! рано еста
начала Половецкую землю мечи цвЬ-
лити, а себЬ славы искати (стр. 26).

6. Се Уримъ кричатъ подъ саблями Поло
вецкыми, а Володимиръ подъ ра
нами (стр. 27—28).

7. Галичкы ОсмомыслЬ Ярославе, высоко
еЬдиши на своемъ златокованнЬмъ
столЬ. Подперъ горы Угорскыи своими
железными плъки, заступивъ Коро
леви путь, затвори въ Дунаю ворота,
меча времены чрезъ облаки, суды
рядя до Дуная. Грозы твоя по зем
лямъ текутъ; оттворяеши Юеву врата;
стрелявши съ отня злата стола Са\-
тани за землями (стр. 30).

8. А ты, буй Романе и Мстиславе! . . Суть
бо у ваю желЬзныя папорзи подъ ше
ломы латинскими. ТЬми тресну земля,
и многи страны Хинова, Литва, Ят-
вязи, Деремела, и Половци сулици
своя повръгоша, а главы своя покло-
ниша подъ тыи мечи харалужныи
(стр. 31—32).

9. Вступита господина въ злата стремень.. .
Стреляй господине Кончака (стр. 29—
30).

10. Се вЬтри, Стрибожи внуци (стр. 12).

11. А мои ти Куряни свЬдоми къ мети
(стр. 8).

12. Се бо Готсшя красныя дЬвы. . . Звоня
Рускымъ златомъ (стр. 25).

13.- Инъгварь и Всеволодъ, и вси три Мсти-
славичи, не худа гнезда шесто-
крилци (стр. 32—33).

14. Сь тояже Каялы Святоплъкъ повелЬя
отца своего междю Угорьскими ино-
ходьцы ко СвятЬй Софии къ KieBy
(стр. 16).

15. Была бы Чага по ногатт», а Кощей по
резанЬ (стр. 28).

Различия этих двух текстов преимущественного звукового и правопис
ного характера — замена «Ь» на «е», «ы» на «i», «ъ» на «ь», выпуск «ъ»
и др. Иногда замены приводят к существенному изменению слов, напри
мер: къ Дунаю — въ Дунаю, бремены — времены. Особого внимания за
служивает тот факт, что Карамзин не отмечает слово «Хинова», которое
указано в печатном издании. Об опечатке едва ли можно говорить, так как
он не указывает это слово и при переводе соответствующего отрывка, когда
передает содержание «Слова о полку Игореве»: «Литва, Ятвяги и По
ловцы, бросая на землю свои копья, склоняют головы под ваши мечи
булатные».

К о м м е н т а р и й. Учёные-слововеды подсчитали, что у Карамзина всего 17 комментариев к "Слову". Интересен и тот факт, что последние комментарии даны в 9-м томе, написанном и изданном уже после смерти графа А.И.Мусина-Пушкина в 1817 г. Также вызывает особый интерес и то, что имя А.И.Ермолаева Карамзинн употребил в первых 8-ми томах всего один раз (они выходили из печати под присмотром графа А.И.Мусина-Пушкина), а вот уже в 9-ом и последующих томах Карамзин именем Ермолаева отмечал чуть ли не каждое примечание. Вопрос: не связано ли умолчание имени Ермолаева в первых 8-ми томах "Истории" Карамзина с нежеланием графа А.И.Мусина-Пушкина видеть на страницах сочинения Карамзина имени Ермолаева? Был ли конфликт между первоиздателем "Слова" и отцом русской палеографии - А.И.Ермолаевым?

Фрагмент 2 (стр.58):
"Один факт заслуживает особенного внимания — Карамзин всегда счи
тал «Слово» подлинным творением древнерусской литературы. В своей
«Истории» он определенно отмечает, что видел рукопись, из которой взял
цитаты не только из «Слова о полку Игореве», но и из других сочинений,
помещенных в ней. Говоря о сборнике А. И. Мусина-Пушкина, Карамзин
пишет: «В той же книге, в коей находится „Слово о полку Игореве"
(в библиотеке графа А. И. Мусина-Пушкина), вписаны еще две повести:
„Синагрипъ, царь Адоровъ" и „Деяние прежнихъ временъ храбрыхъ
человекъ". Они без сомнения не русское сочинение, но достойн ы за
мечания по древност и слога» (разрядка моя,— Б. A.).: Эта
категоричность и точность Карамзина заслуживает внимания. Он не
только называет эти сочинения, но и дает выдержки из них по оригиналу.
Кроме того, он кратко передает в русском переводе содержание и третьей
повести сборника Мусина-Пушкина, а именно «Сказание о Индии богатой.
Указание на столь большое количество цитат из отдельных сочинений
сборника Мусина-Пушкина является одним из неопровержимых доказа
тельств того, что сборник действительно существовал. Карамзин работал
непосредственно по нему, используя его для своих целей. В его добросо
вестности историка, любящего оперировать с обильным фактическим ма
териалом, добытым лично им самим, сомневаться невозможно."

К о м м е н т а р и й. Граф А.И.Мусин-Пушкин частенько наведывался в дом Карамзина. Говорят, что граф был большой любитель выпить рюмочку чаю, после которой начинался разговор о том, как Карамзину пишется его "История", вводящая текст "Слова о полку Игореве" в научный оборот. И очень интересен тот факт, что в перечне источников своей "Истории" Карамзин назвал даже незначительную грамотку, но о существовании поэмы "Слово о полку Игореве" он умолчал. Что бы это значило?

________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
.............Из материалов Исторических Форумов...................

а лаврухин писал(а):
Я согласен с Вами: "Слово" - это океан, а СПРЗ - это озеро. Или, в версии написания поэмы в XVIII в., "Слово" - здание новой архитектуры из таких древних "кирпичиков", как СПРЗ...
Метафоры "Слова" - неподражаемы, они в моём понимании соотносятся только с новым временем и новым сознанием.

Участник Форума:
Иными словами, Вы и Пушкина с таким же "успехом" сможете вывести из "кирпичиков" блатной "поэзии". Слова ведь одинаковые местами получаются. Прежде всего, Александр, правильно выбирайте метод отбора фактов и не возводите "лужу" в ранг "океана" со словами "а следовательно", "из чего следует" и т.п.

Лаврухин:
Первая поэма А.С.Пушкина под названием "Руслан и Людмила" действительно состоит из сотен стихов его предшественников. Современники Пушкина могли назвать имена десятков авторов, чьи стихи молодое дарование переплавило в свои собственные.
А факты по проблематике "Слова о полку Игореве" я отбираю с помощью филологов академической науки.

Участник Форума:
Уважаемый Александр, писал Вам о методе отбора и о том, что взятые цитаты из работ филологов, несомневающихся в подлинности "Слова" конца XIIв, в "доказательство" противоположного - называется ПРЕДВЗЯТОСТЬЮ.

Лаврухин:
Анатолий Сергеевич Дёмин, филолог-слововед, защищающий древность "Слова", из сочувствия позволил мне использовать его книги, в которых есть и установленные факты, как результат его собственных исследований, в проведении версии написания поэмы в XVIII в. Значит, пользоваться общеустановленными фактами можно и нужно.

По поводу предвзятости. Я опираюсь в своих исследованиях на труд А.А.Зимина по "Слову". Его точка зрения научно обоснована, а значит принимается академическим сообществом учёных к серьёзному рассмотрению.

Участник Форума:
Вы подняли вопрос закрытый лет 10 тому назад. Предлагал Вам выбрать хоть одно "железобетонное доказательство" Вашей версии, в чем лично Вы сами были бы уверены. Отвечать на каждое нет ни времени, ни желания.

Лаврухин:
Я так понимаю, что речь идёт о книге: А.А.Зализняк. <<"Слово о полку Игореве": взгляд лингвиста. М., 2004 г.>>. Но в этой книге вообще не разбирались вопросы текстологии, а это значит, что и текстологические аргументы А.А.Зимина остались абсолютно без рассмотрения. Далее, по лингвистическим вопросам А.А.Зализняк рассмотрел аргументацию А.А.Зимина выборочно и в отношении только ЛЕКСИКИ (всего на 4 страницах малоформатной книги; у А.А.Зимина в книге по "Слову" (СПб, 2006 г.) аргументы по лексике изложены на страницах большого формата с 257 стр. по 281 стр.; соотношение объёмов работ у А.А.Зализняка и А.А.Зимина примерно как 1 : 10). Аргументацию Зимина по вопросам грамматики А.А.Зализняк вообще не счёл нужным рассматривать. Почему? Разве можно назвать такой разбор работы Зимина удовлетворительным?

При всей неполноте критического разбора аргументов Зимина в своей книге по "Слову" 2004 А.А.Зализняк всё же признаётся в том, что работа по опровержению (полному и окончательному уничтожению) аргументов Зимина по каким-то причинам до конца не доведена (стр. 179):

"Желающие верить в то, что где-то в глубочайшей
тайне существуют научные гении, в немыслимое число
раз превосходящие известных нам людей, опередившие
в своих научных открытиях все остальное человечество
на век или два и при этом пожелавшие вечной абсолют-
ной безвестности для себя и для всех своих открытий,
могут продолжать верить в свою романтическую идею.
Опровергнуть эту идею с математической непрелож-
ностью невозможно: вероятность того, что она верна,
не равна строгому нулю, она всего лишь исчезающе
мала. Но несомненно следует расстаться с версией о
том, что «Слово о полку Игореве» могло быть подде-
лано в XVIII веке кем-то из обыкновенных людей, не
обладавших этими сверхчеловеческими свойствами."

И ещё ( А.А.Зализняк. <<"Слово о полку Игореве": взгляд лингвиста. М., 2007 г.>>, стр.126):

........... "(...) маловеоятно, это не значит , что оно не возможно"). ...............


Участник Форума:
Настоятельно рекомендую хронологию старого и уже закрытого спора:

книга: "История спора о подлинности "Слова о полку Игореве". СПб., 2010 г.

_________________________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
.........Н. М. ДЫЛЕВСКИЙ. <<Утръ же воззни стрикусы оттвори врата Нову-граду>> ..........
в «Слове о полку Игореве» в свете данных лексики и грамматики древнерусского языка
....................................(в кн.: ТОДРЛ, т.XVI, 1960 г.)..........................................

Фрагмент 1 (стр.61):
"Еще редакторы первого издания «Слова о полку Игореве», исходя из
общего смысла контекста, пришли к выводу, что в выражении «утръ же
воззни стрикусы оттвори врата Нову-граду» — «по смыслу речи „стри-
кус" не иное что, как стенобитное орудие или род тарана, при осаде го
родских ворот употребляемого». Такое же значение получило загадочное
«стрикусы» и в сделанном ими переводе: «по утру же вонзив стрикусы,
отворил он ворота Новгородские». С момента выхода в свет мусин-пуш-
кинского печатного текста «Слова о полку Игореве» в 1800 г. «стрикусы»
не переставали привлекать к себе внимание издателей, комментаторов и
переводчиков древнего памятника русской письменности. В толкованиях
исследователей «стрикусам» приписывалось различное значение."

К о м е н т а р и й. Редакторы первого издания - это граф А.И.Мусин-Пушкин и исполнители его воли. В версии написания "Слова" в XVIII в. текст "Примечаний" - это филологический маневр, обеспечивающий "понимание" поэмы в нужном графе ключе.
В книге: Вл.А.Луков.Предромантизм. М. Наука. 2006 , - можно найти на стр.258-259
материал по КНИГЕ Макферсона "Поэмы Оссиана", котороый, на мой взгляд, представляет большой интерес
для версии написания "Слова" в XVIII в.

Луков пишет:
"Может быть, самое игтересное литературное изобретение Макферсона - это создание
не текста поэм Оссиана, а ОБРАЗА ТЕКСТА (выделено - А.Л.). Здесь особую роль играет

................................ "ПРОЗАИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД"...........................................

нередко сопровождаемый

........................................КОММЕНТАРИЯМИ...............................................

по поводу того, как прекрасно это звучит в подлиннике, какой ритм избрал поэт и т.д.
Чем более научно, "просвещённо" выглядели комментарии, тем больше читатели верили
в подлинность текста поэмы. Думается, несоблюдение чистоты жанра эпической поэмы и
добавление элементов элегии. о чём говорят многие исследователи, не только
свидетельство новых, сентименталистких веяний, но и результат стремления создать
"ДРЕВНИЙ" текст, принципиально отличный от канонизированной древности
гомеровских поэм. Добавим, что комментарии обладают ЗАКОНЧЕННОСТЬЮ и
СТРОЙНОСТЬЮ. Это подчёркивает, по контрасту, НЕПОЛНОТУ оссиановских
произведений. Макферсон использовал в литературе эффект "РУИН" в
предромантической АРХИТЕКТУРЕ и живописи. ИГРА Макферсона с ДВУМЯ контрастными
персонажами

...........ДРЕВНИМ автором.......... и.............. СОВРЕМЕННЫМ комментатором ............

ТОЛЬКО ТЕПЕРЬ становится более или менее понятной. Современники и несколько
последующих поколений этого не разглядели. Основным направлением освоения "Поэм
Оссиана" на других языках стало стихотворное переложение прозаического текста
подлинника и УСТРАНЕНИЕ всех КОММЕНТАРИЕВ Макферсона".

П р и м е ч а н и е. Все академические издания "Слова о полку Игореве" устраняют как "Перевод" Мусина-Пушкина, так и его "Комментарий". Теперь будьте добра, изучайте поэму на предмет её возможной мистификации XVIII века. Нет, "Слово" в версии его написания в XVIII веке можно изучать только по изданию 1800 г. с привлечением Екатерининской рукописи в качестве материала, содержащего против древности "Слова" улики лингвистического порядка.

Фрагмент 2 (стр.61-62):
"К каким же конъектурам пришлось прибегнуть исследователям в до
шедшей до нас редакции выражения «утръ же воззни стрикусы оттвори
врата Нову-граду», для того чтобы приблизить ее к современному состоя
нию? В тексте первого издания не совсем приемлемым казалось «утръ» и
просто искаженным «воззни», совершенно изолированное место как лексема
занимало слово «стрикусы» — уникальное в древнем русском словаре,
очевидный hарах. Еще более невразумительной казалась передача того же
выражения в Екатерининской копии: «утръже вазнистри кусы», близость
которой к аутентичному списку «Слова» X V—X VI вв. вообще ставилась
под сомнение текстологами памятника. В результате их основное внимание
было направлено на текст издания 1800 г., как на более выверенный и не
посредственно отразивший графику оригинала (при всех его отклонениях
и условностях). В дальнейшем реконструкция выражения совершалась
преимущественно в рамках его редакции, принадлежащей А. Ф. Малинов
скому и Н. Н. Бантышу-Каменскому. Конкретные поправки комментаторов
выражения свелись к следующему. «Утръ же» (в раздельном написании
в издании 1800 г. и слитном в Екатерининской копии) подавляющим
большинством комментаторов было переделано в «утрЬ (утре) же» — на
речие времени древнерусского языка (в значении «утром», «завтра», «на
следующий день»). Такая переделка («ъ» на «-к») оправдывалась совер
шенно естественным допущением незначительной графической ошибки —
замены «Ь» почти тождественным по конфигурации «ъ» в списке X V—
XVI вв. или редакторами мусин-пушкинского издания. Против такой
поправки трудно возражать даже при самом щепетильном и педантичном
отношении к графике текста. Еще легче допустить, что «ъ» здесь был по
ставлен не вместо «Ь>», а на месте «ь» во вполне закономерной форме
древнерусского наречия времени «утрь» — «на утро», «на следующий день».
Смешение «ъ» и «ь» в данном случае не единичный случай, оно могло про
изойти в силу недостаточно четкого различения «ъ» и «ь» в графике
«Слова» вообще. Правда, случаи замены малого ера (ь) большим (ъ)
в исходе слов в тексте памятника единичны, но ничто не мешает нам от
нести к этим единичным случаям замены и слово «утръ» (вместо «утрь»).
При такой ситуации мы спокойно можем оставить «ъ» в «утръ» без из
менения, так как, сохраняя этот знак вместо «ь», мы отдалим начертание
наречия «утръ» от предполагаемого оригинала «утрь» в меньшей степени,
чем при замене «ь» буквой «Ь». Считаем, что все сказанное по адресу
«утръ» предоставляет ему полное право на бытование именно в такой
форме в нашем выражении.
Переходим к анализу слова «воззни» (...)".

К о м м е н т а р и й. В свете работы: В. П. АДРИАНОВА-ПЕРЕТЦ. „Праздник кабацких ярыжек". Пародия-сатира второй половины ХVII века (ТОДРЛ, т.I, 1934), - мы можем посмотреть на разбираемую фразу "Утръ же воззни стрикусы отвори врата Новуграду" совсем с другой стороны. А именно: перед нами звукопись, пародирующая церковную службу.

В.П.Адрианова-Перетц пишет (стр.194):

"«Служба кабаку», пародирующая церковную службу, обнаруживает
в авторе человека, с одной стороны, с незаурядным уменьем овладеть
литературной Формой, с другой, — с основательным знанием того материала,
который он использовал в качестве своего оригинала. Дать пародию на
отдельную, хорошо знакомую в ту пору каждому грамотному человеку
молитву было нетрудно. Обученный чтению по Часослову, усердно посе
щающий церковные службы и домашние моления, всякий «книжный»
человек в Московской Руси в XVII в. мог справиться с несложной
задачей — облечь в церковную Форму какой-либо житейский сюжет. Но
выдержать конструкцию целой службы, уловить стиль отдельных типов
церковных песнопений, их последовательность, и наконец четко повторить
Форму не только повседневных, но и редко употребляющихся в службе
молитв — мог не всякий: профессиональные навыки отчетливо выступают
у автора «Праздника кабацких ярыжек». Он владеет церковной службой
вполне, он не спутает ирмос с кондаком, тропарем или величанием, пра
вильно поместит в должной последовательности паримийные чтения, не
забудет предварить, где полагается, каждую песнь «стихом», «запевом»
или «славой», различает гласы, — словом поступает в данном случае не как
дилеттант, а именно как профессионал, основательно изучивший церковную
службу. Он хорошо понимает и чувствует церковный язык, улавливает не
только отдельные обороты его, которые затем перелицовывает для своей
цели, но и ритм церковных песнопений, их звуковую окраску. Заметно,
что церковный оригинал находится у него прочно именно в слуховой
памяти, и он часто пародирует не смысл, а звуковой рисунок. Остановимся
подробнее на характеристике техники автора «службы кабаку», чтобы,
наряду с его идеологией, отчетливо выступила и его литературная ФИЗИО
НОМИЯ: это значительно облегчит нам решение вопроса, какая среда
выдвинула подобного писателя.
На протяжении всего текста церковная служба дает автору постоянно
как бы толчок, отправной пункт, от которого он затем начинает свободно
развивать свою тему. Поэтому дословных совпадений чаше всего следует
искать в начальных строках или словах песнопений, запевов и проч. По этим
первым словам обычно сразу узнается оригинал.

П р и м е ч а н и е. Конечно, я выдвигаю только предположение. Я могу и ошибаться. И для того, чтобы проверить это предположение, необходимо познакомиться с церковным служебным песнопением.

___________________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
А. А. НИКОЛЬСКИЙ. К толкованию текста «Слова о полку Игореве» (заря св'Ьтъ запала).
....................................(в кн. ТОДРЛ, т.XVI, 1960 г.) ..........................................

Фрагмент 1 (стр.70-71)
"«Длъго ночь мрькнетъ. Заря свЬтъ запала. Мыла поля покрыла.
Щекотъ славий успе; говоръ галичь убуди». Толкованию этого места
в «Слове о полку Игореве» посвящена уже значительная литература.
Несмотря на все расхождения, исследователи памятника сходятся здесь
в одном: они понимают слово «заря» в обычном значении, как освещение
горизонта перед восходом или заходом солнца. Между тем возможно и
другое толкование.
(...) В русских говорах возможно употребление в значении утренней звезды
сочетания «зоря-зоряница» («зорька-зоряница»), а слово «зарянка» (дру-
гие варианты: зорянка, заряница, зорница) может обозначать в них
утреннюю или вечернюю звезду, планету Венеру.
Все это указывает на возможность употребления в древнерусском языке
слова «заря» в значении небесного светила. И, действительно, в одном ру
кописном сборнике XVII в. упоминается планета Заря. В астрологической
статье о «небеси и планетах небесных», вставленной в этот сборник, гово
рится: «На третием убо поясе небесном ходит звезда Заря перед солнцем,
день и нощь без престани. Имеет же она в себе силу такову. Егда быти
ведру и дождю, звездам бо покажет царя, сииречь солнце, и потом пойдет
в нсщь; звезды бо учнут восходити и являтися на поясе небесном, а та
звезда Заря в вечерней зоре идет над солнцем, блещется, еже в то время
близь хождения сущу; а еже солнце утаилось, и показует она, у брега
светло блещется, и нам мнится, что скачет, и то знаменует ведро, и ясно
будет. А егда же звезда Заря румяна явится, тогда знаменует дождь или
снег или мрак, а не ясно» (лл. 95 об.—96). Кроме Зари, упоминаются еще
небесные светила Крон, Зевес, Скорпион, Коло, Чигирь. Контекст не позво
ляет судить с полной уверенностью, какую именно планету обозначает
Заря. По мнению Б. Е. Райкова, такой планетой является Марс. Но
этому противоречат данные славянских языков, в которых наше слово
обозначает планету Венеру (ср. болг. «зора», чешек, «zofe»).
Таким образом, вполне можно предположить, что слово «заря» в ци
тированном месте из «Слова о полку Игореве» обозначает небесное све
тило (и, видимо, планету Венеру).

К о м м е н т а р и й. Толкование слова "Заря" в значении небесного светила (планета Венера) выводит нас на рукописный астрологический сборник XVII в. И этот результат очень хорошо согласуется с версией написания "Слова" в XVIII в.

Фрагмент 2 (стр.71):
"Слово «заря» встречается в памятнике еще три раза, но в своем обыч
ном значении — освещение горизонта перед восходом солнца: «Другаго
дни велми рано кровавый зори свт>тъ повт^дають»; «Что ми шумить, что
ми звенить далече рано предъ зорями?»; «Погасоша вечеру зори (в пер
вом издании и в Екатерининской копии: зари)». Любопытно отметить,
что здесь во всех трех случаях употребляется форма множественного
числа, а в значении небесного светила дается форма единственного
числа — «заря».
Слово «свтЬтъ» я понимаю как эпитет к слову «заря». Это вообще ха
рактерно для народной поэзии, стихия которой так сильно сказалась
в «Слове о полку Игореве». Ср., например, «уж ты свет мое солнышко»,
«еще где есть у беднушки, как кормилец, свет батюшко», «и вы злодии —
светы братьица родимый» и т. д.
(...)Таким образом, выражение «заря свЬтъ запала», полагаю, можно пере
вести так: «звезда (Венера?) закатилась». В целом получается картина на
ступающего утра: «Долго ночь длится. Но вот уже закатилась утренняя
звезда. Туман покрыл Поля. Соловьиный щекот умолк; говор галок пробу
дился»".

К о м м е н т а р и й. В той работе А.А.Никольского мы получаем ещё одно свидетельство тому, что предполагаемый Автор "Слова" XVIII в. владел народно-поэтическим материалом.

____________________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
В. В. ДАНИЛОВ. «Слово о погибели Рускыя земли» как произведение художественное.
....................................(в кн.: ТОДРЛ, т.XVI, 1960)...........................................

Фрагмент 1 (стр.132):
"Можно только утверждать, что «Слово о погибели» не является частью
той редакции жития Александра Невского, введением к которой оно слу
жит в двух известных списках. Это утверждение находит опору в непо
средственном художественном восприятии памятника. Каждый автор
проектирует мыслимое им произведение как нечто целое, согласованное
в своих частях, намечая его содержание и средства для выражения послед
него, создающие стиль произведения, его внешнюю форму, которая, тесно
сливаясь с содержанием, определяет особность произведения. Поэтому,
если у архитектора возникла идея здания в коринфском стиле, творчески
немыслим для него внезапный скачок к дорийскому стилю, потому что это
разрушило бы всю первоначальную идею. «Слово о погибели» — это про
изведение красочное, орнаментированное; если применить к нему архи
тектурные представления — созданное в коринфском стиле. Житие Але
ксандра Невского — произведение менее орнаментированное, это дориче
ский стиль.
Стиль «Слова о погибели» убеждает, что оно развивает иную худо
жественную идею, чем житие Александра Невского, и присоединено к нему
с художественной стороны механически, незаконно (...)"

К о м м е н т а р и й. Вот и мне видится, что книга (текст поэмы) "Слово о полку Игореве" представляет собой здание изысканной архитектуры (Храм), все части которого находятся во взаимной гармонии.

Фрагмент 2 (стр.139):
"«Слово о погибели» дает также достаточно материала для того, чтобы
ответить на вопросы, из какого круга общества и родом из какой части
древней Руси был его автор. И. Н. Жданов охарактеризовал стиль «Слова
о погибели» как агиографическую риторику, указав этим на связь его
с церковною литературою. Однако это может относиться лишь к началу
памятника: «О, светло светлая и украсно украшена земля руская, и мно
гими красотами удивлена еси». Этими словами ограничивается непосред
ственное влияние церковной литературы на «Слово о погибели», но это
стиль не агиографический, это стиль акафистов.
Понятия «света» и «красоты» в разнообразных тавтологических соче
таниях представляют характерные черты языка акафистов (...).
Уже в одном из первых русских акафистов, в акафисте Борису и Глебу,
фрагменты которого вошли в состав «Повести временных лет», под 1015 г.,
находим мотивы света и красоты: «луча светозарна явистася, яко светиле
озаряюща всю землю Русьскую»; «божьими светлостьми явеоблистаеми»;
«възвысила бо есть ваю светоносная любы небесная, темь красных всех
наследоваста в небеснемь житьи. . . свет разумный, красныя радости»;
«багряницю. . . красно носяща. . .»; «Радуйтася, светозарное солнце церкви
стяжавша. . .»; «Радуйтася, светлей звезде, заутра восходящий. . .».
Стиль первых русских акафистов был создан по греческим образцам, а по
следние существовали на Руси в переводах, сохранявших мотивы своих
ранних оригиналов и равнявшихся по ним. Об этом говорит заглавный
лист Киево-Печерского издангия акафистов 1628 ., где акафист
характеризуется как «от еллинских исправленный и благочинно по таин
ственному их творению расположенный». Поэтому мы не сделаем ошибки,
если мотивы и стиль акафистов, доступных нам в более поздних текстах
XVII столетия, распространим на Киевскую Русь.
Вот несколько примеров на мотив «света» из текстов акафистов в изда
ниях XVII столетия: «Утро светлейшее», «свету жилище», «чертог все-
светлый», «светоприемная свеща истинного света», «пресветлый светиль
ник», «свет превыше всех светлостей», «заря солнца многосветлая», «све
тильника два всесветлая», «светильнику свет последова пресветлый»,
«света солнечного светлейший».

К о м м е н т а р и й. Нащупывается ещё один ключ к прочтению загадочного текста поэмы "Слово о полку игореве": акафистный стиль повествования. И одним из источников "Слова" в версии его написания в XVIII в. вполне может быть Киево-Печерское издание акафистов 1628 г.

Фрагмент 3 (стр.140-141):
"Другие черты «Слова о погибели» тоже характеризуют автора как
южанина.
Подверглась сомнению фраза в «Слове» о том, что именем Мономаха
«половци дети своя ношаху в колыбели». Вместо «ношаху» X. М. Лопарев
указал возможность читать «страшаху» или «полошаху», приведя два
текста, содержащие эти слова. Акад. М. Н. Тихомиров, утверждая новго
родское происхождение «Слова о погибели», тем не менее пишет: «Нет
никакого сомнения, что автор „Слова" пользовался какими-то южнорус
скими источниками, причем эти источники не были ему вполне понятны
или по крайней мере не были понятны позднейшим переписчикам. Так,
в „Слове" появляется неясная фраза о половцах. . . Текст о половцах,
видимо, звучал первоначально так: „которым-то половци, дети своя по
лошаху в колыбели"». Другие исследователи также видели в слове «но
шаху» описку.
На самом деле это не описка, не искажение, а реальное изображение
ухода за детьми у кочевников. По наблюдениям многих авторов, в различ
ных частях света у первобытных и кочующих племен матери носили с со
бою грудных детей, употребляя для этого сумки, мешки, корзины или
ящики с прикрепленными к ним веревками, чтобы надевать на себя — на
спину или на грудь. Мать всюду носила в такой колыбели ребенка, иногда
совершая с ним долгие переходы. Акад. И. И. Лепехин в «Дневных за
писках путешествия по разным провинциям Российского государства»
в 1768 г. сообщает, что башкирки надевали переносные колыбели
с детьми на себя и ездили с ними верхом, причем колыбель была так под
вязана, что мать имела возможность кормить ребенка грудью, не слезая
с лошади. Половчанки не могли быть исключением среди женщин других
кочевых народов и должны были в буквальном смысле носить в колыбели
маленьких детей, что было известно жителям южных княжеств по живым
наблюдениям."

К о м м е н т а р и й. Как видно, академик И.П.Лепёхин в 1768 г., т.е. за 32 года до выхода из печати поэмы "Слово о полку Игореве", путешествовал па южным степям России. Вот вам и реальный источник разного рода знаний о том, как могли жить половцы в эпоху совершения кн.Игорем своего трагического похода.

____________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
А. В. СОЛОВЬЕВ. По поводу Рижского списка «Слова о погибели Рускыя земли».
.................................(в кн. ТОДРЛ, т. XVI. 1960 г.).....................................

Фрагмент 1 (стр.143):
"«Слово о погибели Рускыя земли» было долгое время известно лишь
по одному списку, найденному X. М. Лопаревым в рукописи XV в.
в Псково-Печерском монастыре в 1892 г.
Однако в 1933 г. хранитель книжницы Гребенщиковской старообрядче
ской общины в Риге, И. Н. Заволоко, подготовляя выставку старинных
рукописей, обнаружил в сборнике «Сложник святых отец» X VI в. текст
жития Александра Невского, начинающийся тем же текстом «Слова», но
уже под другим заглавием. По фотографиям, посланным в Париж
в 1937 г., этот текст был подготовлен к печати М. Б. Горлиным, но разра
зившаяся мировая война и трагическая смерть М. Б. Горлина заставили
отложить издание его статьи о «Слове» до 1947 г.
Между тем в феврале 1946 г. В. И. Малышев, знакомясь с собраниями
древнерусских рукописей и старопечатных книг в Риге, тоже обратил вни
мание на сборник «Сложник святых отец» и подготовил к печати весь текст
жития Александра Невского с его «поэтическим введением». Его издание
снабжено фотографиями, как и издание X. М. Лопарева, и мы можем те
перь сравнивать оба текста «Слова о погибели»".

К о м м е н т а р и й. В версии написания "Слова" в XVIII в. старообрядцы и их книжные знания (в том числе и лингвистические) должны быть изучены как можно в более полном объёме.

_________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
М. А. Салмина (Ленинград). Источники "Повести о зачале Москвы".
....................... (в кн.: ТОДРЛ, т.XVI, 1960 г.) ...................................

Фрагмент 1 (стр.247):
"Итак, оба интересующих нас отрывка «Повести о зачале Москвы» —
основание Капитолия в Риме и рассказ об Андрее Боголюбском — нахо
дятся в зависимости от текстов русского извода Манассиевой Хроники,
читающегося в Хронографе 1512 г. и в Никоновской летописи. Представ
ляется, однако, что не эта последняя явилась материалом для автора в на
званных отрывках: в Никоновской летописи содержится лишь один рас
сказ Манассиевой Хроники, использованный «Повестью», — рассказ об
убийстве императора Никифора Фоки, отрывок же о закладке Капитолия
в Риме в ней отсутствует. В Хронографе 1512 г. имеются оба текста —
в нем говорится и об основании Капитолия, и об убийстве императора.
Вряд ли при написании «Повести» автор обращался одновременно и
к Никоновской летописи, и к Хронографу. Поэтому предполагаем, что ис
точником разбираемых отрывков «Повести» мог послужить Хронограф
1512 г., если, впрочем, не было еще какого-либо компилятивного источника
с обоими рассказами Хроники Манассии."

К о м м е н т а р и й. Хроника Манасии (написана в XII в.) и поэма "Слова о полку Игореве" обнаруживают текстовое совпадения в своих начальных строчках. Связь обоих текстов очевидна. Наша задача состоит в том, чтобы определить возможную зависимость одного текста от другого.

_______________________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
В. П. ЗУБОВ. К истории русского ораторского искусства конца XVII—первой половины XVIII в.
......................... (Русская люллианская литература и ее назначение) ......................
................................(в кн.: ТОДРЛ, т. XVI, 1960 г.) .........................................

Фрагмент 1 (стр.288):
"Древнерусские сочинения о «Великой науке», или «Великом искусстве»,
Раймунда Люллия до настоящего времени опубликованы лишь в отрыв
ках.
(...) Обычно считали, что «Великая наука» была своего рода энциклопе
дией, источником знания о всех вещах и явлениях Вселенной. «Итак, —
писала в 1896 г. М. В. Безобразова, — для того, кто овладел „Великою
наукою", уже не существует всех остальных наук: они становятся излиш
ними; „Великая наука" в состоянии ответить на все вопросы и раскрывает,
следовательно, все тайны». «Наука эта является как бы символом жизнен
ного элексира и чудесного камня, найти которые стремились средние
века».
Действительно, в «Великой науке» можно найти заявления, что «сия
наука о всех прочих науках научает, тем же соборнейша есть не токмо бо
гословия, но и всех мудростей», а в предисловии к «Краткой науке» го
ворится, что когда познана эта наука, то и «иные науки добрейше позна-
тися могут и научитися».(...)."

[b]Фрагмент 2[/b] (стр.290):
"В начале X VI в. люллианство пользовалось огромной популярностью
в Париже. Лефевр д'Этапль (Faber Stapulensis, около 1455—1537) издал
целый ряд сочинений Люллия. Того же Люллия комментировал немецкий
гуманист Агриппа Неттесгеймский (1486—1535), известный русскому чи
тателю по роману В. Я. Брюсова «Огненный ангел». Во второй половине
X VI в. большое внимание уделял «люллианскому искусству» Джордано
Бруно (1548—1600). Объем люллианской литературы еще более возрос
в XVII в. Ограничимся упоминанием Альстеда, Санчеса, Морестелли,
де Васси. Во второй половине столетия люллианским искусством занимался
А. Кирхер (1602—1680). К нему проявлял живой интерес молодой Лейбниц.
Наконец, только в XVIII в. было предпринято Зальцингером издание пер
вого полного собрания сочинений Люллия, правда оставшееся незакон
ченным."

[b]Фрагмент 3[/b] (стр.291-292):
"В русских списках «Великое искусство» Люллия именуется «каббали
стическим». Такое наименование не принадлежит самому Люллию, но
стало популярным в люллианских сочинениях XVII в. Не следует, однако,
на основании этого причислять сочинения о «великом искусстве» к одному
разряду с сочинениями о «жизненном эликсире» или «философском
камне». Они не утрачивают и в этом обличий своей логико-риторической
сути.
Сумасбродный и мистически экзальтированный оборот люллианство
приняло в писаниях Квирина Кульмана, увлекшегося им в начале 1670-х
годов под влиянием книги А. Кирхера. В апреле 1689 г. Кульман явился
в Москву и 4 октября того же года был сожжен здесь на костре. Однако
не с Кульманом связано проникновение люллианства в Россию. Хотя мо
сквичи и могли услышать от него о Люллии, но не могли у него научиться
«люллиеву искусству» — настолько беспорядочно-восторженный и стили
стически вычурный характер носят его произведения. Между тем дошед
шие до нас русские сочинения именно учат «люллиеву искусству».
«Великая наука» известна у нас во множестве списков. Полное ее за
главие таково: «Великая и предивная наука кабалистичная великого бо
гом преосвященного Раймунда Люллия в Сарбоне Парижской академии фи-
лософии и богословии и прочих наук славноименитого учителя, Маиорик-
ския академии в царстве гишпанском заводчика, первоначальника, возд-
вижителя и нового учения, до его в прочих академиях непредлагаемого,
творца и уставителя»."

К о м м е н т а р и й. Древнерусские книги "Аристотелевы врата", "Рафли", "Шестокрыл" и др. тоже причисляются к каббалистической традиции. К концу XVIII в. каббалистическая наука в жизни российского интеллектуального сообщества уже вовсю давала всходы. Поэтому версии написания "Слова" в XVIII в. возможно прочтение поэмы и в каббалистическом ключе.

______________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
..........Из материалов Исторических Форумов..................

а лаврухин писал(а):
При всей неполноте критического разбора аргументов Зимина в своей книге по "Слову" 2004 А.А.Зализняк всё же признаётся в том, что работа по опровержению (полному и окончательному уничтожению) аргументов Зимина по каким-то причинам до конца не доведена (стр. 179):

"Желающие верить в то, что где-то в глубочайшей тайне существуют научные гении, в немыслимое число раз превосходящие известных нам людей, опередившие в своих научных открытиях все остальное человечество на век или два и при этом пожелавшие вечной абсолютной безвестности для себя и для всех своих открытий, могут продолжать верить в свою романтическую идею. Опровергнуть эту идею с математической непреложностью невозможно: вероятность того, что она верна, не равна строгому нулю, она всего лишь исчезающе мала. Но несомненно следует расстаться с версией о том, что «Слово о полку Игореве» могло быть подделано в XVIII веке кем-то из обыкновенных людей, необладавших этими сверхчеловеческими свойствами."...

Участник Форума:
Вы не те слова выделяете, Александр.

а лаврухин писал (а):
Из книги : А.А.Зализняк. <<"Слово о полку Игореве>>: взгляд линевиста>> :
"...вероятность того, что она верна, не равна строгому нулю, она всего лишь исчезающе мала..."

Участник Форума:
Иными словами, на вопрос: "умрет ли этот человек?" - можно сказать "НЕТ", но с "исчезающе малой вероятностью", ведь могут прилететь инопланетяне и вколоть ему вакцину против смерти. Вот примерно ТО, во что Вы так настойчиво верите.
1) Что мол был такой "ГЕНИЙ",
2) который имел доступ ко всем раритетным книгам,
3) при этом оставался инкогнито,
4) открыл законы лингвистики на 200 лет вперед,
5) но никому об этом не сообщил,
6) подделал под 12 век большой текст
7) без единой ошибки,
8) при этом, закрывая глаза на факт, что других таких примеров неразоблаченных столь долгое время "подделок" НЕ существует.

Лаврухин:
1) В версии написания "Слова" в XVIII я придерживаюсь той точки зрения, что предполагаемый Автор "Слова" - это коллектив единомышленников. Подобное явление в истории мировой литературы не является чрезвычайным. Тому ярчайший пример: мистификация века - Вильям Шекспир, якобы родившийся 23 апреля (день Англии, день св. Георгия Победоносца) и умерший опять-таки 23 апреля. Или, быть то Шекспир был, но не жил...
Представление "Автора" в виде сумасшедшего монстра-одиночки, не знавшего для чего он занимается своим сочинительством - это оглупление всей версии позднего происхождения "Слова" в целом. Подобное рассмотрение личности предполагаемого Автора "Слова" необходимо отвергнуть раз и навсегда.

2) Книг (древних рукописей) в XVII по сравнению с нынешним веком было в СОТНИ раз больше. У одного графа А.И.Мусины-Пушкина их насчитывалось около 1500. О настоящих (= погибших) раритетах мы можем только фантазировать. Я возможные источники текста "Слова" современной наукой вычисляются. Для некоторых из них даже определяется место нахождения на момент конца XVIII в., как то: Псковский Апостол 1307 г был в Синодальной библиотеке, "Задонщина" по списку К-Б находилась безотлучно в Кирилло-Белозёрском монастыре.
В том допущении, что предполагаемый Автор (=коллектив единомышленников) "Слова" мог пользоваться большим количеством редких (=ныне недоступных) источников, ничего сверх естественного нет.

3) .Оставаться нераскрытым - задача любой мистификации. И в случае мистификации с Шекспиром можно с уверенностью говорить в первую очередь.

4) Предполагаемый Автор не открывал законы лингвистики, а ими пользовался. Это две принципиально разные позиции, и их необходимо разграничивать, а не смешивать в одно и единое.

5) Приписывать предполагаемому Автору (=коллективу единомышленников) "Слова" черты самовлюблённого и сумасшедшего монстра-одиночки - это опять-таки заведомое оглупление версии позднего написания поэмы. Сообщать научному сообществу о своих лингвистических успехах не является целью мистификации. Наоборот, стремление скрыть следы всей кропотливой и долгой работы над своим творением - вот что видится в первую очередь в отношении деятельности предполагаемого мистификатора Игоревой песни.

6) Язык текста "Слова" - это не язык XII века.

7) А вот Потебня вынужден был перекроить почти половину текста "Слова" в издании 1800 г. по той самой причине, чтобы получившийся после правки лингвистических ошибок и несоответствий текст поэмы был как можно более приближённым к идеальному (под XII в.) состоянию.

8) В советское время заниматься вопросом времени происхождения текста "Слова" было смертельно опасно:
В книге А.А.Зализняка по "Слову" (2004, стр 12) читаем:

"Поскольку в советскую эпох версия подлинности СПИ была превращена
в идеологическую догму, концепция А.А.Зимина по приказу сверху замалчивалась (...)".

______________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
..........Из материалов Исторических Форумов..................

а лаврухин писал(а):
1. В версии написания "Слова" в XVIII я придерживаюсь той точки зрения, что предполагаемый Автор "Слова" - это коллектив единомышленников. Подобное явление в истории мировой литературы не является чрезвычайным. Тому ярчайший пример: мистификация века - Вильям Шекспир, якобы родившийся 23 апреля (день Англии, день св. Георгия Победоносца) и умерший опять-таки 23 апреля. Или, быть то Шекспир был, но не жил...
Представление "Автора" в виде сумасшедшего монстра-одиночки, не знавшего для чего он занимается своим сочинительством - это оглупление всей версии позднего происхождения "Слова" в целом. Подобное рассмотрение личности предполагаемого Автора "Слова" необходимо отвергнуть раз и навсегда.

Участник Форума:
Коллективу в 50 раз быстрее совершить ошибку нежели одному. Прочтите внимательно "Графа Монте-Кристо" коллектива авторов, пользующегося известным именем. Вы увидите, как одна глава отличается от другой по стилю, по темпу, по образам и т.д. СПИ - единый МОНОЛИТ от начала и до конца.
К тому же тайну создания одним утаить можно, но коллективом - НИКОГДА.
А "Shake-speare" (англ. потрясающий копьем) и не скрывал, что это его псевдоним, а не реальное имя.

а лаврухин писал(а):
2. Книг (древних рукописей) в XVII по сравнению с нынешним веком было в СОТНИ раз больше. У одного графа А.И.Мусины-Пушкина их насчитывалось около 1500. О настоящих (= погибших) раритетах мы можем только фантазировать. Я возможные источники текста "Слова" современной наукой вычисляются. Для некоторых из них даже определяется место нахождения на момент конца XVIII в., как то: Псковский Апостол 1307 г был в Синодальной библиотеке, "Задонщина" по списку К-Б находилась безотлучно в Кирилло-Белозёрском монастыре.
В том допущении, что предполагаемый Автор (=коллектив единомышленников) "Слова" мог пользоваться большим количеством редких (=ныне недоступных) источников, ничего сверх естественного нет.

Участник Форума:
Книги не просто надо было иметь и в них заглядывать, а уметь разделять текст написанный сложным полууставом на слова.
Таких специалистов в России было десятки и все они наперечет. Никто из них в Авторы не проходит.

а лаврухин писал(а):
3.Оставаться нераскрытым - задача любой мистификации. И в случае мистификации с Шекспиром можно с уверенностью говорить в первую очередь.

Участник Форума:
Ну так и ищите авторов той мистификации, что доказана, что оной является, зачем сомневаться в истинном наследии?

а лаврухин писал(а):
4. Предполагаемый Автор не открывал законы лингвистики, а ими пользовался. Это две принципиально разные позиции, и их необходимо разграничивать, а не смешивать в одно и единое.

Участник Форума:
Вот уж НЕТ. Читайте внимательно работу А.А.Зализняк. Как минимум два закона открыли спустя 150-200 лет.

а лаврухин писал(а):
5. Приписывать предполагаемому Автору (=коллективу единомышленников) "Слова" черты самовлюблённого и сумасшедшего монстра-одиночки - это опять-таки заведомое оглупление версии позднего написания поэмы. Сообщать научному сообществу о своих лингвистических успехах не является целью мистификации. Наоборот, стремление скрыть следы всей кропотливой и долгой работы над своим творением - вот что видится в первую очередь в отношении деятельности предполагаемого мистификатора Игоревой песни.

Участник Форума:
Вариант с научным овладением всеми теми закономерностями строения текста, которые реально соблюдены в «Слове о полку Игореве».

Привожу цитату из книги: А.А.Зализняк. <<"Слово о полку Игореве": взгляд лингвиста. М., 2004 г.>>:

"В этом случае фальсификатор должен был быть первоклассным лингвистом, который поставил себе сознательную цель создать у своих будущих критиков впечатление, что перед ними древнее сочинение, переписанное на Северо-Западе в XV — XVI веках. Для этого он должен быть воспроизвести в своем тексте: 1) древнейшие грамматические черты; 2) особенности их передачи и частичного искажения писцами XV — XVI веков; 3) северо-западные диалектные черты. И следует отметить, что он заботился исключительно о мнении далёких потомков, ибо несомненно понимал, что в современном ему обществе никто не имел никакого понятия о всех этих материях и никак не мог оценить его виртуозности.

Необходимо, однако, ясно представлять себе общую ситуацию в конце XVIII века. Исторической лингвистики, т.е. науки об изменении языков во времени, ещё не существует, до её первых шагов ещё остаются десятилетия. Никаких каталогов рукописей ещё нет. Даже просто установить, относится ли конкретная рукопись к древнейшим векам, или к XV веку, или к XVII веку, можно только в качестве особого научного достижения — поскольку подавляющее большинство русских рукописей не датировано, т.е. не имеет даты в тексте, а палеография, позволяющая датировать рукописи по форме букв, ещё находится в совершенно зачаточном состоянии. Никаких грамматик древнерусского языка ещё нет. Никаких описаний фонетики и орфографии древних рукописей ещё нет.

Все эти знания были накоплены исторической лингвистикой лишь на протяжении последующих двух веков, трудами сотен филологов, включая десятки высокоталантливых. На этом пути был сделан ряд выдающихся открытий, без которых наши нынешние знания об истории русского языка были бы невозможны. Два примера: в 1890-е годы Александр Иванович Соболевский открыл, что в XV — XVI вв. в русских рукописях использовалась особая орфография южнославянского происхождения, которой не было ни до, ни после этого периода. Тогда же Якоб Вакернагель открыл закон, которому в древних индоевропейских языках подчинялось расположение во фразе энклитик — безударных служебных слов. И так далее, в десятках пунктов.

И вот всех этих знаний наш фальсификатор должен был достичь сам — начиная от открытия самого фундаментального принципа изменяемости языка во времени и кончая сотнями конкретных деталей из фонетики, орфографии и грамматики рукописей разных веков и разных уголков Руси. Среди прочего он должен был сделать — на век раньше Соболевского и Вакернагеля — открытия обоих этих учёных, поскольку в сочинённом им «Слове о полку Игореве» представлена южнославянская орфография, а энклитики размещены в точном соответствии с законом, который носит ныне имя Вакернагеля. Не зная всех этих больших и малых правил, он неизбежно допустил бы в своём сочинении целый ряд ошибок; между тем в «Слове о полку Игореве» таких ошибок нет.

Лингвист, равный по потенциалу совокупности десятков и сотен своих более поздних коллег, — несомненно, безмерный гений. И столь же уникально и его поведение: будучи великим учёным, он не оставил потомкам ни слова обо всех своих открытиях, вместо этого пожелав для себя полной вечной безвестности.

Таков итог анализа языка «Слова о полку Игореве». Подделка не является абсолютно невозможной, но её можно допустить только в том предположении, что её осуществил некий гений, причём пожелавший полностью скрыть от человечества свою гениальность."

а лаврухин писал(а):
6. Язык текста "Слова" - это не язык XII века.

Участник Форума:
Вы СПИ переводили? НЕТ. Поверьте тем, кто переводил - не старше конца XII века.

а лаврухин писал(а):
6. Язык текста "Слова" - это не язык XII века.

Участник Форума:
Вы СПИ переводили? НЕТ. Поверьте тем, кто переводил - не старше конца XII века.

а лаврухин писал(а):
8. В советское время заниматься вопросом времени происхождения текста "Слова" было смертельно опасно:
В книге А.Зализняк по "Слову" (2004, стр 12) читаем:

"Поскольку в советскую эпох версия подлинности СПИ была превращена
в идеологическую догму, концепция А.А.Зимина по приказу сверху замалчивалась (...)".

Участник Форума:
Ерунда. Лично Зимина никто за это не преследовал. Как только пошли разговоры Зимина на некоторых зарубежных кафедрах славистики стали изымать СПИ из списков источников. Это и есть идеологическая диверсия.

______________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
..........Из материалов Исторических Форумов..................

а лаврухин писал(а):
8. В советское время заниматься вопросом времени происхождения текста "Слова" было смертельно опасно:

В книге А.Зализняк по "Слову" (2004, стр 12) читаем:
"Поскольку в советскую эпох версия подлинности СПИ была превращена
в идеологическую догму, концепция А.А.Зимина по приказу сверху замалчивалась (...)".

Участник Форума:
Ерунда. Лично Зимина никто за это не преследовал. Как только пошли разговоры Зимина на некоторых зарубежных кафедрах славистики стали изымать СПИ из списков источников. Это и есть идеологическая диверсия.

Лаврухин:
Если было бы так, как Вы это называете "ерунда", то к чему А.А.Зализняк в своей книге об этой "ерунде" говорит отрыто и не один раз? Он пишет:

1. Стр.11:
"На всех этапах изучения СПИ безусловно преобладал взгляд на него как на подлинное древнее сочине-
ние. Поэтому перечислять сторонников этой точки зрения нет необходимости. Здесь нужно, однако, учи-
тывать то особое обстоятельство, что в СССР в этом вопросе свободная конкуренция версий была невозможна:
версия подлинности СПИ была фактически включена в число официальных научных постулатов, сомне-
ние в которых было равнозначно политической нелояльности."

2. Стр.12:
"Поскольку в советскую эпоху версия подлинностиСПИ была превращена в идеологическую догму, кон-
цепция А. А. Зимина по приказу сверху замалчивалась: его книгу (1963) напечатали ротапринтом в 100 экзем-
плярах для временной выдачи участникам разгромного обсуждения с обязанностью сдать все экземпляры по-
сле обсуждения обратно в спецхран. Не было и сколь-ко-нибудь подробных критических публикаций с кон-
кретным разбором его положений; опубликован лишь отчет об указанном обсуждении".

3. Стр.24:
" Очень существенную роль в том ощущении тупика и отсутствия какого-либо объективного решения,
которое сопряжено в общественном сознании с проблемой подлинности ´Слова о полку Игоревеª, играет то,
что эта проблема давно перестала быть чисто научнойи густо обросла ненаучными обертонами и политиче-
скими коннотациями.
Как уже отмечено выше, в советскую эпоху версия подлинности СПИ была превращена в СССР в идеоло-
гическую догму. И для российского общества чрезвычайно существенно то, что эта версия была (и продол-
жает быть) официальной, а версия поддельности СПИ - крамольной."

4. Стр.25:
"И, конечно, убийственную роль для репутации этих работ у читателей играет лежащее на них клеймо совет-
ской цензуры, которая практически не допускала прямого цитирования А. Мазона или А. А. Зимина. Бесчис-
ленные страстные доказательства подлинности Слова подразумевали наличие некоего коварного врага, ко-
торый стремится обесчестить эту гордость советского народа и о котором по советской традиции читателю
не положено было знать сверх этого почти ничего; даже имена врагов предпочтительно было заменять без-
личным "скептики". А уже по другой, но тоже политической причине читателю не положено было знать и о
работах Р. Якобсона, активнейшего противника ´скептиков.
Справедливость требует отметить, что политизированное отношение к вопросу о подлинности или непод-
линности СПИ было характерно не только для СССР, но и для эмигрантских кругов на Западе. "Патриоти-
ческая" окраска большинства выступлений в защиту подлинности СПИ в глазах стороннего читателя вычи-
талась из их собственно научной ценности."

5. Стр.26:
"Такова в общих чертах та малосимпатичная картина, которая сложилась за двести лет дискуссии и ко-
торая побуждает часть ученых просто сторониться данной проблемы как потерявшей собственно научный
характер."

6. Стр.14:
"Почему же все-таки дискуссия о подлинности или поддельности СПИ приобрела характер вечной
проблемы, превратившись в глазах многих в образец безнадежного словопрения, которое уже никогда не
кончится чьей-либо научной победой?"

7. Стр. 159:
"Но сейчас еще вполне живо воспоминание о недавно ушедшей эпохе идеологического диктата. И независимо от
согласия или несогласия в собственно научном отношении, нужно отдать дань уважения смелой и искренней попытке
А. А. Зимина вступить в борьбу с казенным единомыслием и со статусом священной коровы, который был придан в
СССР "Слову о полку Игореве".

К о м м е т а р и й. Как хорошо видно, А.А.Зализняк в своей книге (М.,2004 г.) семь(!) раз обращает внимание читателя на то, что ни Зимину, ни кому-либо другому, не возможно было свободно высказываться по вопросу о времени происхождения "Слова". Как видно, Зимина не цитировали. А это значит, что его научную аргументацию никто не подвергал полноценному анализу.

Участник Форума:
Начнете читать [<<История спора о подлинности "Слова о полку Игореве". СПб., 2010 г.>>] - увидите какой негативный резонанс вызвала книга Зимина. Тем не менее никто его за его взгляды не преследовал. И Б.А. Рыбаков и Д.С. Лихачев тоже работали при цензуре, однако первый пишет о корыстных целях вылазок Ольговичей, а второй последних превозносит. Совершенно разные точки зрения, но ни одна цензурой не замарана.

Лаврухин:
Однако А.А.Зализняк написал именно в отношении Зимина: "свободная конкуренция версий была невозможна";
"политической нелояльности", "по приказу сверху замалчивалась", "Не было и сколь-ко-нибудь подробных критических публикаций", "ненаучными обертонами и политическими коннотациями", "крамольной", "не допускала прямого цитирования",
"политизированное отношение", "идеологического диктата", "потерявшей собственно научный характер", "вступить в борьбу с казенным единомыслием и со статусом священной коровы" и т.п.
Как видно, здесь А.А.Зализняк взгляды Д.С.Лихачёва и Б.А.Рыбакова даже и не упоминает. И весь материал (оценка событий А.А.Зализняка) говорит о том, что Зимин так и не смог до самой своей смерти в 1980 г. полноценно выступить со своей концепцией о времени написания "Слова". А со времени 1964 г. (обсуждение СЫРОГО МАТЕРИАЛА, о чём говорит книга "История спора о подлинности "Слова о полку Игореве"", СПб, 2010 г,) до времени 1980 г. (выстроенная и выстраданная теория) прошло 16 лет - и тишина ... до 2004 - 2006 гг.

____________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Д. С. Лихачев. Литературный этикет древней Руси (к проблеме изучения).
..........................(в кн.: ТОДРЛ, т.XVII, 1961 г.).....................................

Фрагмент 1 (стр.5, 7-8):
"Сообщение ' мое посвящено одному весьма важному для развития рус
ской литературы и русского литературного языка явлению, до сих пор не
обращавшему на себя должного внимания литературоведов и языковедов.
Явление это я условно предлагаю назвать литературным этикетом .

Феодализм времени своего возникновения и расцвета с его крайне
сложной лестницей отношений вассалитета-сюзеренитета создал чрезвы
чайно развитую обрядность: церковную и светскую. Взаимоотношения
людей между собой и их отношения к богу подчинялись этикету, тради
ции, обычаю, церемонии, до такой степени развитым и деспотичным, что
они пронизывали собой и в известной мере овладевали мировоззрением
и мышлением человека.
Из общественной жизни склонность к этикету проникает в искусство.
Изображения святых в живописи в какой-то степени подчиняются эти
кету: иконописные подлинники предписывают изображение каждого свя
того в строго определенных положениях со всеми присущими ему атрибу
тами; то же касалось и изображения событий из их жизни или событий
священной истории.

(...) Меняется и самый язык, которым автор пишет. Легко заметить раз
личия в языке одного и того же писателя: философствуя и размышляя
о бренности человеческого существования, он прибегает к церковнославя
низмам, рассказывая о бытовых делах — к народноруссизмам. Литера
турный язык отнюдь не один. В этом нетрудно убедиться, перечитав «По
учение» Мономаха: язык этого произведения «трехслоен» — в нем есть
и церковнославянская стихия, и деловая, и народно-поэтическая (послед
няя, впрочем, в меньших размерах, чем первые две). Если бы мы судили
об авторстве этого произведения только по стилю, то могло бы случиться,
что мы приписали бы его трем авторам. Но дело в том, что каждая ма
нера, каждый из стилей литературного языка и даже каждый из языков
(ибо Мономах пишет и по-церковнославянски, и по-русски) употреблен
им, со средневековой точки зрения, вполне уместно, в зависимости от того,
касается ли Мономах церковных сюжетов (в широком смысле), своих по
ходов или душевного состояния своей молодой снохи. Для вопроса об
этикете чрезвычайно важно положение Л. П. Якубинского, что «церковно
славянский язык Киевской Руси X—XI вв. был отграничен, отличался от
древнерусского народного языка не только в действительности..., но и
в сознании людей». Действительно, наряду с бессознательным стремле
нием к ассимиляции церковнославянского и древнерусского языка следует
отметить и противоположную тенденцию—к диссимиляции. Именно
этим объясняется то обстоятельство, что церковнославянский язык, не
смотря на все ассимиляционные процессы, дожил до XX в. Церковно
славянский язык постоянно воспринимался как язык высокий, книжный
и церковный . Выбор писателем церковнославянского языка или
церковнославянских слов и форм для одних случаев, древнерусского —
для других, а народно-поэтической речи — для третьих был выбором
всегда сознательным и подчинялся определенному литературному этикету.
Церковнославянский язык неотделим от церковного содержания, народно
поэтическая речь — от народно-поэтических сюжетов, деловая речь —
от деловых. Церковнославянский язык постоянно отделялся в со
знании писателей и читателей от народного и от делового. Именно благодаря
сознанию, что церковнославянский язык — язык «особый», могло со
храняться и самое различие между церковнославянским языком и народ
ным. Любопытно, однако, что при всей устойчивости сознания «особности»
церковнославянского языка содержание этого сознания менялось. До
XVII в. церковнославянский язык был прежде всего языком церковным,
но в XVIII и XIX вв. отдельные церковнославянизмы «секуляризирова
лись», они стали признаком высокого, поэтического языка вообще. До
XVIII в. всякий торжественный стиль был до известной степени окрашен
церковностью. Поэтому даже светские торжественные сюжеты, изложен
ные церковнославянским языком, приобретали этот церковный характер.
В XVIII в. церковнославянский язык мог уже употребляться для чисто
светских сюжетов, не окрашивая их церковностью. Точно так же менялось
представление об «особности» делового языка. Было бы чрезвычайно
важно изучить в будущем историческую изменяемость содержания этого
сознания «особности» того или иного языка.
Для нас важно, однако, следующее: употребление церковнославянского
языка явно подчинялось в средние века этикету, церковные сюжеты тре
бовали церковного языка"

К о м м е н т а р и й. Давно замечено, что язык "Слова о полку Игореве" - это сплав двух стихий: церковно-славянского языка и древнерусского с элементами языка XVIII в. И странно видеть, что, к примеру, так называемый плачь Ярославны, являющийся по своей сути предметом народной поэзии, но исполнен нарочито с применением церковно-славянизмов: написание "слънце" вместо "солнце" (как в других шести из всех семи случаев), употребление глагольной связки "еси".
Вопрос: является ли такой вид написания "слънце" в тексте "Слова" случайным или это всё-таки сознательный выбор его Автора? Если - да, т.е. мы имеем дело с сознательным употреблением церковнославянизмов там, где это воспрещено нормами литературного этикета, то могло ли это нарушение произойти именно в XII в.?

П р и л о ж е н и е. Энциклопедия "Слова о полку Инореве" (СПб, 1995, т.5, стр. 277-279):

ЯЗЫК «СЛОВА», отражая разговорную речь своего времени, с учетом действовавших тогда законов развития яз. и его норм, показывает высокое мастерство автора в использовании стилистич. и поэтич. средств худ. речи. Это проявляется на всех уровнях — в фонетике, морфологии (см. Морфологические особенности языка «Слова»), синтаксисе, на уровне организации текста и создания предложения, в использовании поэтич. формул со сложной семантикой символа и образности, даже в ритмике и распределении ударения. Семантич. синкретизм текста вырастает из живого древнерус. яз., и это всегда осознавалось как читателем, так и исследователем С., в особенности в области лексики и тропов, широко используемых в памятнике.
Первые высказывания о Я. С. были сделаны по случайным поводам, но разделились кардинально — исходя пока что из общих представлений авторов о том, каким должен быть Я. С. Так, по мнению К. С. Аксакова, в момент создания этого памятника «язык был в периоде борьбы и волнения, и этой борьбы и волнения не видим мы в Слове о полку Игореве» — в отличие от таких произведений, как Слово Даниила Заточника, в котором, напротив, «живое волнение слога» заметно в смешении нар. и церк. форм — «именно этой-то жизни языка не видим мы в Слове о полку Игореве; мы видим в нем какую-то холодность, безучастие слога в жизни языка», т. е. несовпадение яз. и стиля, системы и нормы (Ломоносов в истории... С. 141—142). Эта точка зрения на Я. С. существенно отличается от другой, согласно которой, наоборот, в С. «есть помесь разных наречий (болонь, яруга — слова южные, стрикусы — слово сербское и пр.), будто бы в нем ощутительно присутствие польского, сербского и татарского языков, смешено великоросское и малоросское произношение: ларец с секретом, писали критики, а ларчик просто отпирался!» (Дубенский. Слово. С. XI—XII).
Обе крайности связаны были с неразработанностью вопроса об истории древнерус. яз. и совр. восточнослав. яз.; последующее их изучение постепенно уточняло и представление о Я. С., так что в центре обсуждения постоянно находились следующие три вопроса.
Церковнославянским или «русским» (древнерус.) яз. писано С.? Если для Аксакова недостаток произведения именно в однотонности его «слога», то Н. Головин совершенно определенно заявлял о том, что в С. «господствуют два наречия: русское и церковное» (Примечания. С. XII). Такое признание было шагом вперед, поскольку даже в таком общем виде оно «развенчало шишковские представления о единстве русского языка и церковнославянского» (Лихачев. Изучение... С. 32). Действительно, все последующее изучение истории рус. яз. стремилось четко разграничить формы разговорной (живой) речи и архаич. формы того же (древнеслав.) яз., который в своем архаич. виде и стал восприниматься как церковнослав. (стиль, в понимании А. С. Шишкова). Все архаизмы стали приписываться именно влиянию со стороны церковнослав. яз., напр., оборот «дательный самостоятельный» (Сушицький. До питання... С. 17). Ретроспективный взгляд на предмет создал иллюзию нового (церковнослав.) яз., точно так же, как прежний взгляд «со стороны» совр. нам лит. яз. вообще не видел в Я. С. какой-либо целостной системы.
Окончательно вопрос о Я. С. решен С. П. Обнорским, обстоятельно описавшим языковые особенности памятника на фоне однородных и одновременных ему текстов. Согласно выводам ученого, «совокупность общих особенностей языка оригинала „Слова“... выдает в языке памятника нормальный русский литературный язык старшей поры, язык, который свидетельствуется и иными основными источниками, ...норма языка „Слова о полку Игореве“, языка цельного в своей системе и архаического по самому своему строю» (Очерки. С. 196, 198). Правда, по разным причинам впоследствии не все исследователи приняли эту точку зрения как слишком «крайнюю», однако они вынуждены признать, что «язык Слова о полку Игореве — язык собственно русский» (Евгеньева. Слово... С. 37), т. е., конечно, древнерус.
Второй вопрос — о мере и соотношении письм. яз. и уст. речи в С. Вся совокупность данных о Я. и стиле С. свидетельствует о первоначально уст. его стихии: «Поэма сия написана южнорусским языком, которым говорили в XII веке, и языком не простонародным, а возвышенным» (Греч. Чтения... С. 167). Выделенные слова подчеркивают неоднозначность этого раннего суждения о Я. С., еще не дифференцировавшего «устную — письменную» и стилистически «высокую — низкую» речь. Последующие высказывания столь же противоречивы, хотя ученые склонялись, в общем, к тому, что в С. встречаются «типично книжные обороты»; но книжными они могли стать со временем, создав соответств. традицию их лит. употребления. Вопрос не решается ретроспективно (как и все вообще проблемы яз. и стиля этого произведения раннего средневековья). Д. С. Лихачев, с одной стороны, говорит о «деловой выразительности» Я. С., «особенно в части терминологии» (Устные истоки. С. 62), с другой же — высказывает справедливую мысль о том, что «Слово приучало любить русскую обыденную речь, давало почувствовать красоту русского языка в целом» (Великое наследие. С. 175).
Третий вопрос как раз и связан со взаимоотношениями между яз. и «слогом», т. е. стилем в широком смысле слова: высоким или низким стилем написано С.? Вопрос поставлен неверно, поскольку проблемы «стиля» в совр. его понимании древнерус. лит-ра не знала, признание же того, что Я. С. живой, нар. древнерус. яз. (от Е. В. Барсова до Евгеньевой), снимает всякую мысль о «слоге». С. создано «средним стилем» с элементами формальных архаизмов (Л. П. Якубинский, А. Н. Котляренко, Ф. П. Филин), которые в XII—XIII вв. воспринимались как формы возвыш. речи. Суждения по данному поводу вообще субъективны и зависят от степени пристрастности или уровня профессиональной подготовленности каждого автора.
Сравнения Я. С. с яз. одновременно с ним созданных произведений (см.: Виноградова. Словарь; Адрианова-Перетц В. П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI—XIII веков. Л., 1968) и зависимых от него по сюжету («Задонщина») показывает, что Я. С. — живой древнерус. яз., в своих разновидностях представленный как материал для стилистич. отбора форм и построения его — как образца средневекового риторико-поэтич. произведения.
.........................................................................В.В.Колесов

П р и м е ч а н и е. Уважаемый В.В.Колесов, говоря о мнении лингвиста К.С.Аксакова, умолчал, что хлёсткая точка зрения на язык "Слова" продиктована принципиальной позицией К.С.Аксакова в отношении времени его происхождения, а именно - позднего, XVIII века.
Как видно, в науке о "Слове" научной полемики о его языке не было, т.е. учёные-лингвисты публично не доказывали или не опровергали его древность, а ограничивались только демонстрацией или манифестацией своей точки зрения.
А,А.Зализняк в своей книге по "Слову" о лингвисте К. Аксакове, который критически отнёсся к версии написания "Слова" в XII веке, умолчал. Почему? - А.А.Зализняку необходимо было нарисовать фантазийную картину полного одиночества историка А.А. Зимина с его "вычурным" (непрофессиональным, ошибочным, дилетантским) взглядом на природу языка "Слова".

Фрагмент 2 (стр.10-11):
"Древнерусский писатель с непобедимой уверенностью влагал все исто
рически происшедшее в соответствующие церемониальные формы, создавал
разнообразные литературные каноны. Житийные, воинские и прочие
формулы, этикетные саморекомендации авторов, этикетные формулы
интродукции героев, приличествующие случаю молитвы, речи, раз
мышления, формулы некрологических характеристик и многочисленные
требуемые этикетом поступки и ситуации повторяются из произведения
в произведение. Авторы стремятся все ввести в известные нормы, все
классифицировать, сопоставить с известными случаями из священной
истории, снабдить соответствующими цитатами из священного писания
и т. д. Средневековый писатель ищет прецедентов в прошлом,
озабочен образцами, формулами, аналогиями, подбирает цитаты, подчи
няет события, поступки, думы, чувства и речи действующих лиц и свой
собственный язык заранее установленному «чину». Если писатель описы
вает поступки князя — он подчиняет их княжеским идеалам поведения;
если перо его живописует святого—он следует этикету церкви; если он
описывает поход врага Руси — он и его подчиняет представлениям своего
времени о враге Руси. Воинские эпизоды он подчиняет воинским пред
ставлениям, житийные — житийным, эпизоды мирной жизни князя —
этикету его двора и т. д. Писатель жаждет ввести свое творчество
в рамки литературных канонов, стремится писать обо всем «как подо
бает», стремится подчинить литературным канонам все то, о чем он пи
шет, но заимствует эти этикетные нормы из разных областей: из церков
ных представлений, из представлений дружинника-воина, из представле
ний придворного, из представлений теолога и т. д. Единства этикета
в древней русской литературе нет, как нет и требований единства стиля.
Все подчиняется своей точке зрения. Воинские эпизоды описываются пи
сателем согласно представлениям воина об идеальном воине, житийные —
согласно представлениям агиографа. Он может переходить от одних пред
ставлений к другим, всюду стремясь писать согласно «приличествующим
случаю» представлениям, в «приличествующих случаю» словах.
Из чего слагается этот литературный этикет средневекового писателя?
Он слагается: 1) из представлений о том, как должен был совершаться
тот или иной ход событий, 2) из представлений о том, как должно было
вести себя действующее лицо сообразно своему положению, и 3) из пред
ставлений о том, какими словами должен описывать писатель совершаю
щееся. Перед нами, следовательно, этикет миропорядка, этикет поведения
и этикет словесный. Все вместе сливается в единую нормативную систему,
как бы предустановленную, стоящую над автором и не отличающуюся
внутренней целостностью, поскольку она определяется извне — предме
тами изображения, а не внутренними требованиями литературного
произведения."

К о м м е н т а р и й. В древнерусской литературе аналогов так называемому плачу Ярославны нет: ни до времени предполагаемого написания "Слова о полку Игореве" (XII в.), ни после (до XVIII в.). В о п р о с: к какому литературному канону стремился Автор "Слова" в XII в.? И почему, если вcё-таки "Слово" было написано в XII в., никто из древнерусских авторов так и не последовал за Автором "Слова" в использовании в своих творениях плачей по типу плача Ярославны, т.е. явного языческого ритуала?

Фрагмент 3 (стр.12):
"Система литературного этикета и связанных с нею литературных ка
нонов продержалась в древней русской литературе несколько веков.
В конце концов эта система тормозила развитие литературы, вела к не
которой косности литературного творчества, хотя никогда не подчиняла
его окончательно. В частности, так называемые элементы реалистичности
в древней русской литературе, наличие которых усматривается в ряде
древнерусских повестей о феодальных преступлениях (в рассказах об
ослеплении Василька Теребовльского, убийстве Игоря Ольговича, пре
ступлении Владимирки Галицкого, убийстве Андрея Боголюбского,
смерти Владимира Васильевича Волынского, ослеплении Василия II
Дмитриевича, смерти Дмитрия Красного и т. д.), являются нарушением
литературных канонов. Эти нарушения постепенно нарастают. В лите
ратуре исподволь развиваются силы, которые боролись с литературным
этикетом, с литературными канонами, вели к их разрушению.
Как произошло падение системы литературных канонов? Процесс этот
очень интересен. С образованием Русского централизованного государ
ства литературный этикет, казалось бы, не только не ослабевает, но, на
против, становится необыкновенно пышным. Возьмем, например, воинские
формулы «Казанской истории», «Летописца начала царствования»,
«Степенной книги» или «Повести о взятии Пскова Стефаном Баторием».
Они значительно пространнее и вычурнее, чем в Ипатьевской летописи.
Авторы не довольствуются их краткой устойчивой формой. Они вводят
различного рода «распространения», стремятся к соединению пышности
с наглядностью и т. д. Но в результате такого рода разрастания литера
турных канонов теряется их устойчивость.
Разрушение литературных канонов совершилось одновременно
с пышным развитием этикета в реальной жизни. Изучение зависи
мости разрушения литературных канонов от подъема этикета в государ
ственной практике представляет очень большой интерес для литературо
ведения.
В самом деле, обрядовая сторона жизни Русского государства достигла
очень большой степени развития в XVI в. Литература вынуждена была
воспроизводить содержание разрядных книг, чина венчания на царство,
описывать сложные церемонии. Литературе как искусству угрожала
серьезная опасность. Одновременно писатели стремятся поэтому оживить
церемониальную сторону своих описаний реально наблюденными подроб
ностями. Усложнение этикета встречается с ростом реалистических эле
ментов в литературе, о причинах которого не место говорить в данном
сообщении.
Это парадоксальное сочетание усложнения литературного этикета
с усилением элементов реалистичности отчетливо заметно, например,
в «Казанской истории».

К о м м е н т а р и й. Литературный язык "Слова", если оно написано в XII в., разрывает все предшествующие каноны, высвобождается от их пут и свободно парит по словесному небосводу - и, себе представить, с полным отрывом от процесса усложнения придворного этикета. Возможно ли это? По Д.С.Лихачёву выходит, что "Слово" находится в стороне от рассматриваемого им "парадоксального сочетания".

Фрагмент 4 (стр.16):
"Литературный этикет древней Руси и связанные с ним литературные
каноны нуждаются во внимательном изучении. Многие вопросы литера
турной формы смогут быть объяснены в результате исследования этого
специфического для средневековья явления. В данном сообщении
мы ограничились самой предварительной постановкой вопроса, отнюдь
не исчерпав всех тех проблем, которые возникают в связи с данной темой.
Предстоит еще произвести много частных и общих исследований, прежде
чем вопрос этот станет более или менее ясным как предмет изучения.
В частности, чрезвычайно важно внимательно изучить и противо
борствующие литературному этикету явления, разрушающие литератур
ные каноны, ибо художественные методы средневековья чрезвычайно раз
нообразны и не могут быть сведены только к идеализации, только к нор
мативным требованиям, а тем более к литературному этикету и литератур
ным канонам. Всякого рода категорические и ограничивающие суждения
были бы здесь только вредны. Следует стремиться видеть явления лите
ратурного этикета и литературных канонов во всей широте, разнообразии,
но и не преувеличивать их значения в средневековой литературе.

К о м м е н т а р и й. Рассматривая вопрос о литературном этикете Древней Руси, Д.С.Лихачёв ничего не сказал о поэме "Слово о полку Игореве". В о п р о с: почему?

___________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Д. С. Лихачев. Вопросы атрибуции произведений древнерусской литературы.
................................(в кн.: ТОДРЛ, т. XVII, 1971)....................................

Фрагмент 1 (стр.18, 18, 19. 20, 21, 22):
"Исследователь древней русской литературы, решая вопрос об автор
стве, вынужден не отделять его от вопросов строения произведения, исто
рии его создания, определения времени его возникновения в целом и
в отдельных частях, от судьбы текста в последующее время, от вопроса
о сохранности авторского текста и т. д. Определяя автора того или иного
произведения, исследователь обязан точно оговаривать, в чем выразилось
это авторство, где и в каких частях оно проявилось полностью, а где
частично и т. д. Простая атрибуция произведения далеко не достаточна, —
надо каждый раз конкретно определять не только автора, но и его автор
скую работу.
Следовательно, применительно к древней русской литературе мы
должны сказать, что вопрос об атрибуции произведения есть частный
вопрос истории текста этого произведения.

(...) История древней русской литературы знает очень много примеров
недостаточно обоснованных атрибуций. Нередко болезненное стремление
к значительным выводам и «открытиям» без уравновешивающего это
стремление чувства научной ответственности приводит к поспешным,
хотя и эффектным выводам. Поскольку эффектные выводы легче всего
удаются на значительных произведениях, больше всего различного рода
атрибуций было сделано в отношении известнейших памятников. Кого
то\ько не предлагали, например, в авторы «Слова о полку Игореве»: Ми-
тусу, Бе\оволода Просовича, Кочкаря-милостника, Святослава Киевского,3
сына тысяцкого, самого князя Игоря и т. д.

(...) Очень часто исследователи, приписывающие то или иное произведение,
какому-либо известному автору, ограничиваются косвенными соображе
ниями, не приводя решающих аргументов. Необходимо прямо сказать,
что косвенные соображения, как много бы их ни было, не могут иметь
полной силы, особенно если эти косвенные соображения в свою очередь,
опираются на гипотезы и косвенные соображения.

(...) обще неприменимо или применимо с большими ограничениями.
В статье Л. Д. Опульской «Документальные источники атрибуции ли
тературных произведений» перечисляются данные, имеющие силу доку
ментального свидетельства о принадлежности произведения новой лите
ратуры тому или иному автору. Полезно привести эти данные и опреде
лить их применимость к произведениям древнерусской
литературы.
Первое документальное свидетельство — это «полная подпись, а также
подпись общеизвестным псевдонимом». Подписи в древней Руси до
XVII в. вообще не употреблялись. Надписывание же произведения в за
главии или в конечной приписке именем какого-либо книжника доказа
тельной силы иметь не может, так как при этом, с одной стороны, не
было, как мы уже отмечали выше, точного разграничения авторов, компи
ляторов, редакторов и переписчиков, а с другой стороны, произведение
могло быть приписано известному писателю (русскому или нерусскому)
для придания ему большей авторитетности.
Другим документальным свидетельством для новой литературы
Л. Д. Опульская считает составленные авторами списки собственных
произведений. Такого рода списки авторы древней Руси обычно не со
ставляли.

(...) в древней Руси известны подборки произведений одного автора,
переписывавшихся из рукописи в рукопись как единое целое, и включение
в эту подборку того или иного произведения составляет довольно силь
ное свидетельство в пользу принадлежности его тому же автору, что и
соседние, но полной доказательности это включение все же не имеет. До
нас дошли подборки сочинений Кирилла Туровского, Серапиона Влади
мирского, Пахомия Серба, Максима Грека, Ивана Пересветова, Ивана
Грозного, Ермолая Еразма, различных авторов (особенно часто пропо
ведников), однако при отсутствии других данных (хотя бы косвенных)
одно только включение в собрание сочинений не может быть убедитель
ным, так как известны подборки, которые делались не только по признаку
принадлежности произведений одному автору, но и по признаку их тема
тической близости. В подборку по признаку принадлежности сочинений
одному автору какой-нибудь из переписчиков мог легко вставить то или
иное заинтересовавшее его произведение, близкое по теме к остальным,
которое затем последующими переписчиками закрепилось в этом свое
образном «собрании сочинений».

(...) Иногда в своем точно установленном произведении автор
ссылается на другое произведение как на принадлежащее ему же или на
оборот: в произведении неатрибутированном дается ссылка на произведз-
ние атрибутированное как на принадлежащее ему же. Менее достоверны
отсылки и признания в заголовочной части произведения: «Того же инока
слово второе» или «Иное сказание того же списателя» и т. д. Меньшая
достоверность такого рода ссылок объясняется тем, что заголовочные
части произведений очень часто меняются переписчиками и компилято
рами. Перед нами, следовательно, не «автопризнание», а мнение перепис
чика или компилятора — мнение, вызванное при этом иногда чисто слу
чайными обстоятельствами, случайными его соображениями.

(...) Заканчивая вопрос о сравнении «документальных свидетельств» для
атрибуции в древней русской литературе и в новой русской литературе,
необходимо отметить, что свидетельств этих для древнерусской литера
туры значительно меньше. Каждое из свидетельств не может быть при
нято само по себе. Необходимо соотнести его со всеми другими данными.
Это, собственно, касается и новой литературы, но особенно следует учи
тывать это правило специалисту по древней русской литературе. Вот по
чему, забегая несколько вперед, скажем: установить принадлежность того
или иного произведения древнерусскому автору мы можем только в ре
зультате работы над историей текста изучаемого произведения. Только
убедительные свидетельства по истории текста могут быть и убедитель
ными же свидетельствами в пользу той или иной атрибуции. Еще раз
повторим: атрибутировать произведение, не зная истории его текста,
в древнерусской литературе невозможно. В этом, как мы уже говорили,
специфическая сторона проблемы атрибуции в исследованиях по древне
русской литературе".

К о м м е н т а р и й. Что можно определённого сказать об истории создания текста "Слово о полку Игореве", чтобы решить уже сегодня вопрос о его авторстве? - Ничего. У нас есть только две равноправные гипотезы о времени его написания: либо в XII в., либо в XVIII в.

Фрагмент 2 (стр. 23):
"М. Д. Приселков на основании изучения состава Лаврентьевской
летописи, привлекая к этому изучению несколько десятков родственных
летописных списков, приходит к выводу, что Лаврентий механически пе
реписывал «ветшаный» тверской летописец 1305 г. — и только. В проти
воположность М. Д. Приселкову В. Л. Комарович на основании не менее
тщательного изучения Лаврентьевского списка и родственных летописей
приходит к выводу, что Лаврентий был самостоятельным летописцем,
менявшим текст предшествующей летописи и внесшим в нее свою исто
рическую концепцию. Лаврентий пропустил в своей летописи обличение
в небратолюбии рязанских князей — обличение, которое острием своим
было направлено против Юрия Всеволодовича Владимирского, вставил
под 1239 г. похвалу Юрию, убрал все то, что представляло его в невы
годном свете; вместе с тем Лаврентий упомянул в своей похвале Юрию
нижегородский Благовещенский монастырь, пострижеником которого
Лаврентий был.
Это особое отношение нижегородца Лаврентия, монаха нижегородского
Благовещенского монастыря, к владимирскому князю Юрию Всеволодо
вичу В. Л. Комарович объясняет тем, что Юрий Всеволодович был осно
вателем Нижнего Новгорода и Благовещенского монастыря. Лаврентий
составлял свою летопись по инициативе нижегородского архиепископа
Дионисия в связи с учреждением им второго на Руси архиепископства
в Нижнем Новгороде. Следовательно, для В. Л. Комаровича Лаврентий
не переписчик, а летописец, внесший в свою летопись довольно определен
ные взгляды на историю Нижнего Новгорода и Владимирского
княжества."
Таким образом, для установления авторства в ряде случаев необхо
димо восстанавливать историю текста произведения и точно определять
характер и объем работы предполагаемого автора.

К о м м е н т а р и й. А какие у нас есть основание приписывать авторство так называемого "Поучения Владимира Мономаха" именно Владимиру Мономаху? - По Д.С.Лихачёву, когда у нас нет документированной истории написания этого текста, находящегося только в составе Лаврентьевской летописи, выходит, что могут быть и другие варианты.

Фрагмент 3 (стр.28-29):
"Как это ни странно, но одно из самых достоверных свидетельств о при
надлежности сочинения тому или иному автору, редактору или перепис
чику извлекается из тайнописных записей. Мне неизвестно ни одного слу
чая, когда бы указания тайнописи оказались неправильными. Объясняется
это, как мне кажется, тем обстоятельством, что тайнописных записей об ав
торе не делали переписчики или их редакторы. Тайнописью запечатлевали
свои имена только сами авторы или те, кто считали себя причастными к ав
торству (поэтому-то в тайнописи встречаются указания на русских авторов
и редакторов, но нет указаний на переводных авторов). Делалось это из
скромности. Очевидно, две тенденции боролись в составителях тайнопис
ных записей: желание запечатлеть свое имя как автора или редактора и
переписчика и сознание нескромности этого желания. Именно эгои борь
бой и вызывалось, очевидно, это типично средневековое явление — тайно
писные записи о себе древнерусских писателей. Как бы то ни было, пси
хологическая борьба эта могла быть только у лиц, прямо причастных к со
зданию произведения или рукописи, и поэтому мы можем доверять этим
записям.
Своеобразный вид тайнописи представляют собой акростихи. Акро
стихи были известны еще греческим авторам служб и канонов. В этих акро
стихах они оставляли признаки своего авторства. Но особенно распрост
ранились на Руси акростихи в XVII и XVIII вв., с развитием стихотвор
ства, с одной стороны, и барочной модой на всякого рода замыслозатые и
фигурные стихи — с другой. Особенно интересен случай, обнаруженный
известным исследователем рукописных песенников XVII и XVIII вв.—
А. В. Позднеевым, со стихотворцем Германом. Здесь в акростихи оказа
лось записанным не только имя стихотворца, но и некоторые данные его
биографии. А. В. Позднеев пишет: «Акростих образуется из начальных
букв каждого столбца, читаемых или сверху вниз, или слева направо.
Число акростихов в песне может быть: а) один, б) два (в этом случае пер
вый читается в верхних строках столбцов сверху вниз, а второй — в ниж
них— слева направо) и в) даже, изредка, — три».

(...) Как бы ни была убедительна атрибуция произведения по тайнописи,
она не снимает необходимости опереться на историю текста, ибо характер
работы автора, редактора или переписчика, объем произведения, вид его
и прочее все равно требуют своего установления, без чего невозможна
атрибуция. Только тогда, когда мы переходим к произведениям нового
времени с их стаби\ьным текстом и четкими представлениями об авторстве,
возможна «чистая атрибуция». К таким произведениям со стабильным тек
стом относятся стихотворения. Вот почему атрибуция по акростихам не
типична для древней русской литературы."

К о м м е н т а р и й. Д.С.Лихачёв, говоря об акростихах древней Руси, ничего не сказал о их существовании в XII в., он указал лишь на XVII в. Тогда как же быть с акростихами в тексте "Слово о полку Игореве"?

Фрагмент 4 (31-32):
"В какой мере при определении автора произведения могут быть при
няты во внимание индивидуальные особенности стиля? И в этой области
вопрос гораздо более сложен, чем в литературе нового времени.
По поводу атрибуции текстов нового времени по стилистическим осно
ваниям В. В. Виноградов [ В. В. Виноградов . Лингвистические основы
научной критики текста. — Вопросы языкознания, 1958, № 2, сто. 21.]
пишет: «Самое основное, сложное и трудное
в этом методе атрибуции — исторически оправданное, стилистически на
правленное и филологически целесообразное применение принципа из
бирательности характеристических речевых примет индивидуального
стиля». И далее: «Метод узнавания автора текста по характеристическим
приметам его стиля требует точного отграничения индивидуально-типиче
ских примет от того, что имеет более широкое употребление в литератур
ном обиходе того времени».
Между тем в пределах до XVII в. индивидуальные особенности стиля
сказываются значительно слабее, чем в литературе нового времени. Про
исходит это не только потому, что тексты в древнерусской литературе
очень подвижны и «чистый авторский текст-» доступен исследователю древ
ней русской литературы только в редких случаях, но и потому еще, что
авторское начало вообще слабее сказывается в древней литературе, чем
в новой. Здесь сильнее дают себя знать воля заказчика произведения, тре
бования жанра и в особенности требования литературного этикета. Так,
например, произведения одного и того же автора, но написанные в разных
жанрах, могут отстоять друг от друга по особенностям стиля гораздо
больше, чем произведения разных авторов, но написанные в одном жанре."

К о м м е н т а р и й. Автор "Слова" - писатель с яркими индивидуальными особенностями стиля, что, как отмечает Д.С.Лихачёв, крайне маловероятно до времени XVII века.

Фрагмент 5 (стр.33):
"(...) М. Д. Приселков принял за индивидуальную манеру
составителя семейной хроники Ростиславичей — игумена Моисея то, что
по существу являлось только трафаретом литературного этикета в приме
нении к умершему князю. М. Д. Приселков пишет: «Проглядывая текст
киевского свода 1200 г., мы невольно останавливаемся на частом примене
нии к случаям упоминаний смерти того или иного князя приписки элеги
ческого тона, как напр.: „и приложися к отцам, отдав обьщий долг, его же
несть убежати всякому роженому" (1172 г.) или „и приложися к отцемь
своим и дедом своим, отдав общий долг, его же несть убежати всякому
роженому" (1179 г.). Такие же приписки идут и дальше: под 1180 и под
1198 гг. Поскольку все эти приписки связаны с упоминанием смертей
братьев Рюрика (под 1172 г. — Святослава; под 1179 г.—Мстислава; под
1180 г.—Романа; под 1198 г.—Давыда), т. е. относятся к семейной хро
нике Ростиславичей, они могут свидетельствовать только о том едином ав
торе, который писал эту хронику и которого мы определили как состави
теля всей летописной сводной работы 1200 г., т. е. Моисея».
Все построение М. Д. Приселкова рушится как только мы убедимся
в том, что те же выражения применены в Ипатьевской летописи и после
1200 г., например под 1289 г. в некрологической статье о Владимире Ва-
сильковиче Волынском. Литературный трафарет был принят М. Д. Присел-
ковым за черту индивидуального стиля!"

К о м м е н т а р и й. М.Д.Присёлков, говоря об авторстве игумена Моисея в отношении записей о смерти князей Ростиславовичей, выделяет особый стиль Ипатьевской летописи: так писано только здесь, и в других летописях писано по-другому.
Д.С.Лихачёв усматривает в выводах М.Д.Присёлкова ошибочное суждение, ибо в записях под 1289 г. (т.е. со времени прежних записей времени игумена Моисея от 1200-х годов прошло много лет, чтобы запись 1289 г. принадлежала именно игумену Моисею: так долго люди не живут) наблюдается всё те же литературные приёмы (трафареты), что и в записях 1200-х годов. Но возникает вопрос: почему наблюдаемые "литературные трафареты" Ипатьевской летописи не повторяются "литературными трафаретными" других летописей (Д.С.Лихачёв не приводит образцов "литературных трафаретов" из других источников)?
Ипатьевская летопись дошла да нас в списке середины XV-го века. Следовательно, мы можем сделать предположение, что "литературные трафареты" именно Ипатьевской летописи - это проявление индивидуального стиля редактора (писателя, сочинителя, фантазёра) середины XV-го века.

Фрагмент 6 (стр.36-37):
"Мы можем сказать прямо, что данные языка древнерусских произве
дений (если только их строго отделять от данных стиля) представляют
очень важный материал для суждения о происхождении автора. Исследо
вание этих данных облегчается тем обстоятельством, что в древней Руси
не было устойчивой орфографии и устойчивых требований литературной
речи и поэтому природный язык автора не ограничивался в той же мере
обязательными нормами, как в языке авторов нового времени. Новгоро-
дизмы и псковизмы, окание и акание, отдельные областные слова проникли
в древнерусскую письменность довольно свободно, позволяя тем самым
легко определять областное происхождение автора. Дело затрудняется
только тем обстоятельством, что язык переписчика или редактора прони
кает в произведение с такой же легкостью, с какой в ней сказывается и
язык автора.
Поэтому чрезвычайно важно выявить все признаки, по которым мы мо
жем отделить языковые особенности переписчика или редактора, проник
шие в произведение, от языковых особенностей авторского текста. Само
собой разумеется, что лексика будет меняться переписчиком реже, чем ре
дактором, и что лексические данные поэтому будут наиболее показатель
ными для языка автора в отличие от языка переписчика или редактора.
Но в целом надежно помочь в этом отделении языка переписчиков и ре
дакторов от языка автора смогут только исследование языка всех спис
ков и установление истори и текст а произведения. Следовательно, и
в этом вопросе история текста играет решающую роль.
Механические приемы выделения авторского языка, путем ли отбрасы
вания индивидуальных чтений или подсчета большинства чтений, здесь не
годятся, как они не годятся и в других случаях.
Особое значение для определения писца, которым может иногда ока
заться и сам автор, или для определения переписчика, который может
быть и редактором произведения (с этими возможностями надо всегда
считаться), имеют ошибки и описки. Для каждого писца характерны свои
типы ошибок, пропусков, неграмотностей. Один писец делает по преиму
ществу слуховые ошибки, другой — зрительные (это зависит от типа па
мяти; при переписывании или писании писец запоминает определенные
куски текста). Отдельные ошибки свойственны старикам, другие — моло
дым. Есть типы ошибок, вызванные психическими травмами, другие яв
ляются следствием недостаточности общего развития, неосведомленности
писца и т. д.
Изучая типы ошибок, можно установить общего переписчика для ряда
рукописей или для их протографов. К сожалению, изучение психологии
ошибок у нас не ведется, а это было бы чрезвычайно важно для устано
вления авторов, писцов и переписчиков."

К о м м е н т а р и й. В Деле о "Слове" есть два надёжных документа: это книга "Слово о полку Игореве" в издании 1800 года и Екатерининская рукопись, включающая в себя три части: текст поэмы, перевод и комментарий. По этим двум документам учёные пытались воссоздать историю текста поэмы, но только для версии её древнего происхождения. Для версии написания "Слова" в XVIII в. такого исследования не проводилось. А ведь лингвистические данные Екатерининской рукописи с точки зрения анализа "психологии ошибок" просто кричат о криминогенности всей ситуации вокруг "Слова" в целом. И совершенно не случайно то, что граф А.И.Мусин-Пушкин и словом не обмолвился в общении с К.Ф. Калайдовичем о существовании рукописи текста "Слова", которую можно было бы пощупать своими руками, получив доступ к бумагам Екатерины II. И совершенно понятно, чего мог опасаться сметливый первоиздатель "Слова" граф А.И Мусин-Пушкин: приговора учёной общественности за допущенные "ошибки" в языке текста поэмы.

__________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
............... Из материалов Исторических Форумов. ................

Лаврухин:
Д.С.Лихачёв, говоря об акростихах древней Руси, ничего не сказал о их существовании в XII в., он указал лишь на XVII в. Тогда как же быть с акростихами в тексте "Слово о полку Игореве"?

Участник Форума:
Как и писал выше, многие выводы, как-то "скоморох" - автор цитат из церковной литературы, написанных в повествовательной форме в СДЗ или "сила народного образования" в "не церковной" поэме СПИ - это всё продукты атеистической эпохи, оставившие, к сожалению, "глубокие колеи" для новых исследователей.

Акростих

Акростих или "краегранесие," "краестрочие" представляет собою характерную отличительную особенность нашей гимнографии, в частности, творчества канонов. Акростих заимствован из нехристианской поэзии и очень древнего происхождения. Это — чисто внешнее, техническое украшение канона, или иной гимнографической поэмы. Он обычно, при сочетании начальных букв только ирмосов или только тропарей, или и ирмосов и тропарей вместе, дает какую-либо фразу, относящуюся к тому же празднуемому событию, или же очень часто, что особливо ценно, открывает имя автора канона. Не имея никакого богослужебного употребления и никак не выделяясь заметным образом для слуха молящихся, он, тем не менее, важен, как свидетельство о времени написания или же о самом поэте...
----------
Киприан Керн. Литургика. Гимнография и эортология

__________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
............... Из материалов Исторических Форумов. ................

а лаврухин писал(а):
К о м м е н т а р и й. Автор "Слова" - писатель с яркими индивидуальными особенностями стиля, что, как отмечает Д.С.Лихачёв, крайне маловероятно до времени XVII века.

Участник Форума:
"постави Изяславъ митрополитомъ Клима Смолятича выведъ изъ Заруба бѣ бо черноризечь скимникъ и бысть книжникъ и философь якоже в Рускои земли не бяшеть... " (Ипат. 1147)

«поставиша себе митрополита Киеву и всей Руси инока Клименьта Смолнянина, выведше его изъ молчялныа келии его. Бе бо сей по премногу [любя] безмлъвие, и удоляяся отъ всехъ, и прилежа молитве и прочитанию божественыхъ писаний, и бе скимникъ, и зело книженъ, и учителенъ, и философъ велий, и много писаниа написавъ предаде …» (Никон. 1147)

Второй Участник Форума:
То исть крайне маловероятное иногда реализуется).
Я хочу сказать также: именно в ТО время - вокруг 1185 - прошла некая грань в культуре древних русов.
Чему результат как СПИ, так и новая храмовая архитектура (в том числе: храм Покрова на Нерли).
И это все шло из Полоцка, откуда и Мария Васильковна.

Участник Форума:
Отнюдь.

"Мы можем показать, что строительством этих зданий деятельность архитектора Фридриха Барбароссы на Руси не исчерпывается. Его авторству принадлежат еще, как минимум, церкви Покрова на Нерли и Рождества Богородицы в Боголюбове, а как максимум – еще и церковь Спаса во Владимире, и Успенский собор в Ростове".
------
проф. Заграевский С.В. АРХИТЕКТОР ФРИДРИХА БАРБАРОССЫ

Лаврухин:
Тогда возникает вопрос: почему Д.С.Лихачёв в столь важном вопросе, как определение авторства того или иного литературного труда, проходит мимо данных Ипатьевской и Никоновской летописей, где даётся характеристика литературному творчеству Климента Смолятича? При этом Ипатьвская летопись находится у него на рабочем столе, и он использует её материал для нужд соей работы.
Д.С.Лихачёв, перечисляя возможных кандидатов на авторство "Слова", не называет имени Климента Смолятича. Этого имени нет и в "Энциклопедии <<Слова о полку Игореве>>, СПб., 1995 г.

Участник Форума:
Дмитрий Сергеевич и автора прямых цитат из церковной литературы Даниила Заточника в "скоморохи" определил:

"Острословие Даниила носит признаки скоморошьего балагурства. Сюда могут быть отнесены многочисленные небылицы, которыми пересыпает свою речь Даниил...."
---
Лихачев Д.С. Великое наследие. Классические произведения литературы Древней Руси.


А Борис Александрович Рыбаков, подойдя к Автору вплотную, из двух вариантов выбрал самый невероятный:

"Переместившись вслед за своим князем Изяславом в Переяславль, Петр Бориславич оказался в крупном культурном центре епископы которого долго именовались митрополитами. Здесь велось свое летописание, по соседству с Переяславлем находился Зарубский монастырь на высоком берегу Днепра, на месте древнего языческого комплекса...
Когда Изяслав княжил в Переяславле, "философ" Климент находился в непосредственном соседстве и был, очевидно, хорошо знаком князю, что и позволило назначить Климента митрополитом в 1147 году. Вся дальнейшая судьба Климента и Петра Бориславича была связана с судьбой князя Изяслава; оба были в Киеве, когда князь княжил там, они уезжали во Владимир-Волынский, когда боярство Киева не хотело видеть Изяслава на "отнем золотом столе". Врагами всех троих - князя, митрополита и летописца - были прежде всего Ольговичи..."
---------
Рыбаков Б.А. Петр Бориславич М., 1991, с.199

И все лишь потому, что эпоха была такая - атеистическая.

_______________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
........... Б. Н. Путилов (Ленинград). Куликовская битва в фольклоре ..........
................................ (в кн.: ТОДРЛ, т. XVII, 1961) ................................

Фрагмент 1 (стр.123-124):
"С. К. Шамбинаго предполагает, что в «Сказании о Мамаевом побоище» отразились и другие
«древние песни». «Частью специальной какой-либо песни» он считает поэ
тическое описание боя (Шамбинаго, стр. 301 ). Это описание он также
пытается представить в стихотворно-песенной форме.

И сступишеся [велици] полци, [и] крепко бьющеся,
[Напрасно] вцепляются щиты богатырские, [от вострых копеев]
Ломаются рогатины булатные [о злаченые доспехи],
Льется кровь богатырская
По седельцам по кованым,
Сверкают сабли булатные
Около голов богатырских,
Катятся шеломы злаченые [с личинами]
Добрым коням под копыта,
Валятся головы многих богатырей
С добрых коней о сыру землю.

(...) Обратимся к анализу стилистической стороны отрывка. На первый
взгляд может показаться, что стилистически он связан с народной поэзией.
Об этом как будто говорят эпитеты, довольно обильно уснащающие текст
(в частности, повторяющиеся эпитеты «богатырские», «булатные», «доб
рые» и др.), и самая манера поэтически изображать ситуации боя (кровь
льется по седлам, сверкают сабли около голов, катятся шлемы под копыта,
валятся головы о сыру землю). Однако общее впечатление должно быть
проверено конкретным анализом.
Прежде всего очень существенно то обстоятельство, что в стоящей
рядом со «Сказанием» «Задонщине» сходная стилистическая манера не
только ощущается довольно ясно, но и возведена в один из основных прин
ципов повествования. Здесь неоднократно встречаются эпитеты «золоче
ные доспехи» и «шелом златой», «мечи булатные», «борзые комони»,
«погании татарове» и т. д., т. е. эпитеты, о которых можно говорить как
о фольклорных. Между тем лишь отчасти есть основание обращаться
в поисках прямых источников этих эпитетов к народной поэзии, поскольку
ряд таких «постоянных» эпитетов заимствован в данном случае из «Слова
о полку Игореве».
«Сказание», очевидно, может быть в этом смысле сопоставлено с «За-
донщиной». Другими словами, когда мы обнаруживаем поэтические эпи
теты, мы не можем так уже определенно выводить их непосредственно из
песни. Вполне возможно, что какие-то из них пришли в «Сказание» из
«Задонщины».
Но если даже согласиться с тем, что автор (или редактор) брал их
прямо из фольклора, то встает вопрос о методике заимствования и о его
пределах. Иными словами, мы еще не знаем, попал ли данный комплекс
эпитетов в «Сказание» в составе цельного народно-песенного произведения
или же эти эпитеты пришли сюда в форме художественных элементов,
отделившихся от конкретных фольклорных текстов. Чтобы ответить на
этот вопрос, обратимся к отрывку как к художественному целому."

К о м м е н т а р и й. Как видно, в статье Б.Н.Путилова проводится мысль, что некоторые эпитеты "Задонщины", которые вполне могли бы считаться фольклорными по своему происхождению, таковыми не могут быть признанными только на том основании, что они встречаются в тексте "Слова о полку Игореве". В версии написания "Слова" в XVIII в. фольклорность "Задонщины" уже не может оспариваться суждениями, которые высказывает Б.Н.Путилов, опираясь на текст "Слова" как на источник "Задонщины".

Фрагмент 2 (стр.124):
"Сама же «Задонщина» представляет собой пример аналогичного под
хода к фольклорной стилистике. Если бы мы не знали о прямой зависи
мости этого памятника от «Слова о полку Игореве», мы бы, очевидно,
делали предположения о большом количестве фольклорных источников,
лежащих в его основе. Между тем народно-поэтическая стилистика «Задон
щины» во многом, так сказать, вторичного происхождения. Правда,
внимательный анализ показывает сознательный характер использования
богатой образности «Слова о полку Игореве» автором «Задонщины».
По словам новейшего исследователя, автор, обращаясь к «Слову», «оче
видно, с особым вниманием останавливался именно на устно-поэтических
его элементах, придавая им, однако, форму, более привычную для XIV в.»"

К о м м е н т а р и й. Автор "Задонщины", по Б.Н. Путилову, выбирал из "Слова" именно то, что мог видеть (слышать!) в свой век, но по какой-то причине не смог того ни увидеть, ни услышать, и ему на помощь пришло "Слово". Но по каким признакам мы определяем фольклорное в "Слове"? Разве не по тем самым сведениям, которые дошли до нашего времени в виде записей XVII и более поздних веков, и которыми вполне мог воспользоваться Автор "Слова" в версии его написания в XVIII веке?

Фрагмент 3 (стр.126-127):
"(...) В «Задонщине» многие события пред
ставлены без достаточной точности, последовательности; в постоянном
отступлении от норм прагматического изложения событий состоит одна
из художественных особенностей этого памятника. Для Софония как раз
вполне естественным было взять (а может быть, и создать самому) именно
такую версию бегства Мамая, позволившую ему завершить повествова
ние двумя важными для него мотивами: сопоставлением участи двух за
воевателей — Батыя и Мамая и иронической трактовкой конца Мамая.
И тот и другой мотив вполне в духе не только «Задонщины», но и «Слова
о полку Игореве».
И хотя текстологических и стилистических совпадений со «Словом»
в данном эпизоде «Задонщины» не так много, но вполне отчетливо здесь
ощущается общая художественная связь двух памятников. Эпизод из
«Задонщины» может быть сопоставлен с эпизодом из «Слова», посвящен
ным Всеславу Полоцкому. Всеслав «в ночь влъком рыскаше», «скочи от
них лютым зверем»; из соединения этих двух образов возникает в «Задон-
щине» свой: «И отскочи (поганый) Мамай серым волком от своея дру
жины». В характеристику Всеслава также вплетается элемент иронии —
и тоже заключенный в форму народно-поэтической образности: «Аще и
веща душа в дръзе теле, нъ часто беды страдаше. Тому вещей Боян и
пръвое припевку, смысленый, рече: „Ни хытру, ни горазду, ни птицю го-
разду суда божиа не минути"». Однако, как и в некоторых других местах
своего произведения, Софоний в данном случае лишь отталкивался от
«Слова», разрабатывая весь эпизод по-своему. Это сказалось в стили
стической обработке эпизода, которая не отличается цельностью. Налицо
сочетание манеры книжной с манерой фольклорной. Особенно интересно
применение Софонием к Мамаю песенного образа-символа «битва—встреча
и проводы гостей». Обычно, как это известно по песне о Евпатии Ко-
ловрате и особенно по более поздним историческим песням, русские воины
(полководцы, царь), готовясь к встрече врага, намерены встретить его
как «гостя», «угостить» и «проводить» достойным образом. В образах
такой встречи, угощения и проводов дается иногда картина сражения.
Характерной особенностью этих образов яляется их ироническая заострен
ность. В эпизоде с Мамаем из «Задонщины» мы видим тот же образ, но
в ином контексте. Фряги с насмешкой спрашивают у Мамая: «Нешто тобя
князи руские горазно подчивали?»; «Нечто гораздо упилися на поле Ку
ликове на траве ковыли?». «Слово о полку Игореве» знает образ-символ
«битва — свадебный пир», развернутый там в скорбное описание разгрома
войска Игоря. В «Задонщине» слова «гораздо упилися», да еще в общем
ироническом контексте, звучат с явной издевкой."

К о м м е н т а р и й.К постановке вопроса. В версии написания "Слова" в XVIII в. мог ли его предполагаемый Автор воспользоваться эпизодом с Мамаем из "Задонщины" для создания своей картины с Всеславом Полоцким?

_________________________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Я. С. ЛУРЬЕ. Литературная и культурно-просветительная деятельность Ефросина в конце XV в.
.................................... (в кн. ТОДРЛ, т. XVII, 1961 г.) ........................................

Фрагмент 1 (стр.130-131):
"Книгописец конца XV в. Ефросин, с именем которого связано несколько
рукописных сборников Кирилло-Белозерского собрания (ныне в ГПБ),—
фигура, почти не отмеченная в литературоведении и историографии. Имя
Ефросина упоминалось в научной литературе всего несколько раз —в биб
лиографических описаниях его сборников. Сборникам этим посчастливилось
несравненно больше, чем их создателю. Особенно широко отмечен в науч
ной литературе один из них — сборник Кир.-Бел. 9/1086 (далее: КБ-9),
содержащий «Хожение» игумена Даниила, «Задонщину» и много других
важных литературных и исторических памятников. Уже в 1858 г. известный
археограф архимандрит Варлаам подробно описал этот сборник; упоми
нали о нем и другие авторы, занимавшиеся «Хожением» Даниила, но
ни один из них не знал имени Ефросина, — в сборнике КБ-9 имя перепис
чика не было названо. Впервые имя Ефросина как книгописца появляется
в работе Н. В. Рузского, который также исследовал «Хожение», но на этот
раз не только по списку КБ-9, но и по списку Кир.-Бел. 11/1088 (далее:
КБ-11). Почерк КБ-11 совпадает с почерком основной части КБ-9, а
в КБ-11 имя писца, «грешного Ефросина», названо. Н. В. Рузский сделал
отсюда естественный вывод, что и в КБ-9 «почерк открывает руку писав
шего, именно Ефросина». Вновь имя Ефросина было упомянуто Н. К. Ни
кольским, издавшим древнее (конца XV в.) описание сборников Кирилло-
Белозерского монастыря, где упоминались три «соборняка» и «потребник»
Ефросина. Н. К. Никольский отожествил упомянутого в описании Ефро
сина с Ефросином, переписавшим дошедшие до нас кирилло-белозерские
сборники, и предположил, что «потребник» Ефросина — это третий сохра
нившийся кирилловский сборник, написанный (в основной части) рукой
Ефросина и имеющий прямое указание на его имя, — Кир.-Бел. 6/1083
(далее: КБ-6).
Вводя имя Ефросина в литературоведческую науку, ни Н. В. Рузский,
ни Н. К. Никольский не пытались как-либо охарактеризовать этого книго-
писца. Не сделал этого и M. H. Сперанский, обратившийся к сборникам
Ефросина при издании «Псалтыри» Федора еврея по рукописям КБ-9 и
КБ-6.5. Хотя M. H. Сперанский придавал издаваемому им памятнику вполне
определенный смысл, связывая его с так называемой ересью «жидовствую-
щих» (новгородско-московской ересью конца XV в.), но он не сделал ника
ких выводов из того любопытного факта, что оба дошедших до нас списка
находились в составе сборников, основная часть которых (хотя и не самый
текст «Псалтыри») была написана Ефросином. Ничего не сказал о Ефро-
сине и П. К. Симони в своем исследовании «Задонщины» по списку КБ-9;
он указал только, что «кто был означенный Ефросин писец — и владелец
рукописи — трудно установить». Несколько более подробно охарактеризо
вал Ефросина А. Д. Седельников при описании рукописи КБ-11 (в связи
с «Повестью о Дракуле», входящей в эту рукопись): он назвал Ефросина
«замечательным в своем роде переписчиком», составителем «трех интерес
нейших „ефросиновских" сборников».

К о м м е н т а р и й. Имя Ефросина в Деле о "Слове о полку Игореве" чрезвычайно важно. Его рукой переписана "Задонщина", где есть имя "Боян", но нет реки Каялы. Интересно и другое: Я.С.Лурье, занимаясь литературой Древней Руси, ни строчки не оставил о "Слове о полку Игореве". Почему?

Фрагмент 2 (стр.133):
"О принадлежности Ефросину свидетельствует и состав сборника КБ-22.
Состав этот весьма интересен: литературные памятники, в особенности па
мятники «отреченной литературы», находящиеся здесь, несколько раз обра
щали на себя внимание исследователей и публиковались по данной рукописи
(«Пророка Ездры творение», «О часах добрых и злых», «Сны Шаха-иши»,
притча из «Варлаама и Иоасафа»28), но сборник в целом никогда
не был предметом специального рассмотрения. Мы не имеем возможности
привести его описание и здесь; дальнейшее изложение даст некоторое пред
ставление о наиболее интересных статьях сборника."

К о м м е н т а р и й. Как видно, Ефросин позволял себе заниматься коллекционированием книг, запрещённых самой церквью. Через его руки проходило много произведений, и он отбирал для переписывания именно то, что вызывало у него повышенный интерес. Однако мы не увидим среди его многочисленных рукописей поэмы "Слово о полку Игореве". А оно обязано было бы быть, так как список "Задонщины" К-Б, сделанный рукою Ефросина, отражает в себе признаки повторного обращения к тексту "Слова о полку Игореве".

Фрагмент 3 (стр.138):
"(...) В КБ-9 поме
щен, вслед за «Задонщиной», хронологический перечень татарских нашест
вий; аналогичный (хотя и не совпадающий полностью) перечень помещен
и в КБ-22. При этом особенно знаменательно одно совпадение. Исследова
тели уже обратили внимание на характерное словоупотребление, свойствен
ное тексту КБ-9: говоря о татарских нашествиях, сборник КБ-9 употребляет
термины «Мамаевчина», «Задонщина», «Тактамышевщина» — названия,
особенно интересные в связи с тем, что именно и только в этой рукописи
«Писание Софония старца рязанца» имеет второе название — «Задон
щина». Обратившись к сборнику КБ-22, мы находим на поле запись (сде
ланную тем же ефросиновским почерком): «за Доном Моматяковщина» —
уже знакомое нам выражение и тоже относительно татарского нашествия."

К о м м е н т а р и й. Рукопись Ефросина надёжно свидетельствует, что битва с Мамаем происходила на Дону, а не в каком-либо другом месте, допустим на территории современной Москвы (по Фоменко и Носовскому).

Фрагмент 4 (стр.139-140, 141-142):
"(...) Многочисленные пометы Ефросина на его сборниках прежде всего
дают возможность датировать эти сборники. Наиболее раннюю дату —
июль 6971 (1463) г. — мы читаем в записи Ефросина на поле переписанного
им текста сборника игумена Игнатия; но так как сам этот игумен занимал
свой пост с 1471 по 1475 г., то очевидно, что сборник в целом составлен
уже в начале 70-х годов. Сборник Увар. 894 имеет целый ряд пометок
с датами окончания отдельных частей — с января 6981 (1473) по апрель
6985 (1477) г. включительно. Близок по времени к нему и сборник КБ-22.
В сборнике нет записей с датой, но датировка сборника может быть уточ
нена на основании его текста: здесь содержится перечень игуменов Троице-
Сергиева монастыря, доведенный до игумена Авраамия (1475—1478).
Рукопись КБ-6 имеет две пометы — апреля 6984 (1476) г. и апреля 6990
(1482) г.; сборник, следовательно, писался не менее шести лет и был окон
чен во всяком случае после 1482 г. Еще длительнее была работа над КБ-9:
во второй половине рукописи мы читаем пометы февраля и марта 6978
(1471) г. и мая 6979 (1471) г., а в начальной части рукописи — сентябрь
6984 (1475) и 8 сентября 6988 (1479) г. (столетие «боя за Доном»-—-Ку
ликовской битвы). Материал для сборника подготовлялся, таким образом,
в течение почти десяти лет и не ранее 1479 г. переплетен в единый сборник,
но не в порядке первоначального написания статей (первоначальный счет
листов, начинавшийся с л. 320, был переделан Ефросином на новый).

(...) Сборники Ефросина позволяют определить не только время, но и место
его деятельности. Ближе всего эти сборники связаны с Кирилло-Белозер-
ским монастырем, где все они, кроме одного, и сохранились. В КБ-9 и
в КБ-22 мы несколько раз читаем указания, что приведенные там тексты
вписаны из «устава Кириллова».

(...) Но наряду с Кирилловым монастырем Ефросим был связан и с другими
монастырями. Его сборники обнаруживают не только знакомство с книго
хранилищем Ферапонтова монастыря, находившегося невдалеке от Кириллова
монастыря/' но и тесную связь с Троице-Сергиевым монастырем. Именно
игуменов Троицкого монастыря перечислил, как мы уже знаем, Ефросин
в сборнике КБ-22. В КБ-6 Ефросин отметил количество книги молитвен
ников в Троицком монастыре. Связь с Кирилловым и одновременно
с Троицким монастырем обнаруживает и рукопись Увар. 894: в послесловии
к этой рукописи Ефросин выражал надежду на молитвы «преподобнаго и
богоноснаго огца нашего игумена Сергиа чюдотворца и преподобнаго отца
нашего и господина старца Кирила».
О том, что деятельность Ефросина была связана не с одним только Ки
рилловым монастырем, может свидетельствовать и запись в одном из его
сборников. Указав, что «впервые» он писал «Сказание о 12 пятницах»
в 1477 г., Ефросин прибавил: «тое зимы и на игуменство поехал.. .». Конец
этой фразы не сохранился (он срезан при переплете), но, по-видимому,
она относится к самому Ефросину. О нем, возможно, говорит и запись об
«отшествии» из монастыря какого-то Ефросина (по-видимому, в 1470 г.),
читающаяся в дополнительной части той рукописи, где находится издан
ное Н. К. Никольским древнее описание кирилло-белозерских сборников."

К о м м е н т а р и й. Как видно, Ефросин был заметной фигурой в книжном деле. Известность его писательской деятельности, надо думать, выходила далеко за пределы стен Кирилло-Белозёрского монастыря. Так вот, первоиздатель "Слова" А.И.Мусин-Пушкин, находясь в должности обер-прокурора священного Синода, мог получить своевременную и достоверную информацию от лиц духовного звания о существовании древнейшей библиотеки Кирилло-Белозёрского монастыря, а также и информацию о существовании "Задонщины" в переписке Ефросина.

Фрагмент 5 (стр.156-158):
"Господствующая церковная идеология средневековой Руси не знала
эстетического подхода к памятникам литературы — любые «басни и ко-
щюны» и «неполезные повести» эта идеология решительно отвергала. Эсте
тические интересы Ефросина заставляли его обращаться к памятникам
устного народного творчества (где художественная струя всегда была силь
нее и свободнее, чем в письменной литературе) и к «отреченным» апокри
фическим «басням и кощюнам». И в этом случае Ефросин вольно или не
вольно нарушал хорошо известные ему идеологические нормы: «иде же
есть скомрашии речи и пустошная беседа, ту гнев божий и пагуба души,
а бесом радость», — записывал он в своих сборниках, а спустя некото
рое время вписывал <в эти же сборники явные «скомрашии речи».
Многие памятники в ефросиновских сборниках тесно связаны с устным
народным творчеством. В первую очередь среди них следует назвать
«Слово о хмеле», помещенное от имени «Кирилла философа словеньскаго» —
памятник, оказавший значительное влияние на литературу XVII в.
Здесь нам особенно важно отметить народно-поэтический характер этого
памятника, написанного ритмической прозой, переходящей в стихи:

Лежа не мощно бога умолити,
Чти и славы не получити. ..
Пианьство князь и боляром землю пусту створяет,
А людей добрых и равных и мастеров в работе счиняет...
О ком молва в людех? — О пианици.
Кому сини очи? — Пианици.
Кому охание велико? — Пианици.
Кому горе на горе? — Пианици.

Другое поэтическое произведение, помещенное у Ефросина, — «Стих
старина запивом» («плач Адама» о рае). Уже П. Симони обратил вни
мание на то, что слово «старина», употребленное здесь Ефросином, совпа
дает с обычным северным наименованием былин — старина; очевидно,
этот «духовный стих» исполнялся напевом («запивом») былин. Свою
тесную связь с устной поэзией «плач Адама» сохранил и в последующие
времена, неизменно фигурируя в репертуаре народных сказителей.
Художественные интересы Ефросина определили включение в его сбор
ники целого р"яда апокрифических памятников, близких к фольклору по
своему происхождению и дальнейшему бытованию. К числу таких памят
ников принадлежат, например, своеобразные притчи-загадки, в большом
числе помещенные Ефросином. Уже Варлаам, описывая сборник КБ-9, от
метил, что здесь «вместе с различными притчами есть и странные», и
приводил далее следующий диалог внука с бабкой из этого сборника:
«Рече внук бабе: Баба, положи мя у себе. И рече ему баба: Како ми тебе
положши? А ты мя родил». Этот диалог (с разгадкой: Христос и
земля) читается в одной из редакций известного апокрифического памят
ника— «Беседа трех святителей»; по своему содержанию эта редакция
"имеет черты близости с западноевропейским памятником, называвшимся
«Joca monachorum» («Монашеские игры») и носившим скорее заниматель
ный, нежели религиозно-назидательный характер. Трудно сказать, ка
кой смысл имело для Ефросина включение в его сборники приведенной
«странной притчи» (вспомним его интерес к темам кровосмесительства
в языческой и библейской мифологии), но «притча» эта была не единст
венной в его сборниках—мы встречаем здесь ряд подобных загадок «а
библейские темы и рядом с ними две загадки обратного характера:
дважды родившимся «пророком» здесь оказывается «кур» (петух),
а героем, испытавшим судьбу Адама, Евы, Ильи и трех отроков, — гли
няный горшок. И, что для нас особенно интересно, почти все приведен
ные Ефросином «странные притчи» сохранились в русском фольклоре и
далее — в качестве шуточных загадок.
Апокриф-притча и апокриф-сказка занимает в ефросиновских сбор
никах важное место наряду с «научно-познавательной» апокрификой; кни-
гописца XV в. явно привлекали в апокрифической литературе те же черты,
какие заинтересовали и исследователей X IX в., издававших «памятники
отреченной литературы» (Н. С. Тихонравов, А. Н. Пыпин и др.): худо
жественность апокрифических легенд, их ценность как памятников лите
ратуры.

К о м м е н т а р и й. Как видно, ритмическая проза ("Слово о хмеле"), переходящая в стихи - это особенность литературы XV-го, а не XII-го века.
В "Слове о полку Игореве" встречается фраза "до Куръ Тмутороканя". Можно ли "Куръ" из "Слова" поместить в контекст рукописи Ефросина?

Фрагмент 6 (стр.164-165):
"В сборниках Ефросина помещены и два крупных памятника ориги
нальной русской светской литературы того времени—«Задонщина» и
«Повесть о Дракуле». Нам нет необходимости характеризовать здесь эти
два хорошо известных произведения; ограничимся только указанием на
близость их к интересам Ефросина. В «Задонщине» Ефросина, несо
мненно, привлекал ее народно-поэтический характер, идущий еще от ее
великого прототипа — «Слова о полку Игореве». Уже И. И. Срезневский,
познакомившийся с текстом «Задонщины» в КБ-9 сразу же после откры
тия его Варлаамом, отметил, что искажения текста в этом списке (как и
в другом, ранее известном списке XVII в.) таковы, что заставляют пред
полагать переписывание не с книги или тетради, а по памяти; он пришел
к выводу, что «Задонщина» распространялась как былина или сказка —
устным путем. Вывод И. И. Срезневского принял и В. Ф. Ржига, иссле
довавший «Задонщину» по трем новым спискам, неизвестным И. И. Срез
невскому. Предположение об использовании Ефросином при написании
«Задонщины» устных источников вполне согласуется с тем, что мы знаем
об этом книгописце, сохранившем в своих сборниках такие явно устные
памятники, как загадки-притчи, «Слово о хмеле» и др. Тема борьбы с та
тарским игом была особенно близка Ефросину — мы уже знаем его хро
нологические записи на эту тему, знаем, что даже библейского Самсона
он заставил драться с татарами. Библиографические наклонности Ефро
сина побудили его сблизить «Задонщину» с близкими ей по характеру
литературными произведениями, каким было «Слово о погибели Рускыя
земли», отрывок из которого вставлен, как известно, в состав «Задон-
щины» Ефросина.
Типично светским литературным памятником была и «Повесть о Дра-
куле», дважды переписанная Ефросином. Литературное значение этого
памятника заключается прежде всего в том, что автор его, может быть
впервые в русской литературе, порвал с традиционной трактовкой
центрального персонажа либо как благочестивого героя, либо как черного
злодея и тем самым предвосхитил «открытие человеческого характера»
в русской литературе XVII в.(...).
(...) «Задонщина» и «Повесть о Дракуле» — литературные памятники со
вершенно различного типа. Но в одном отношении их судьба была схо
жей. «Повесть о Дракуле» дошла до нас в списке Ефросина; наряду
с ним сохранился еще один список этого памятника конца XV—начала
XVI в. (ГБЛ, Рум. 358); все остальные списки относятся уже к XVII в.
Древнейший список «Задонщины» также принадлежит Ефросину; сохра
нился один список конца XV—начала XVI в. (ГИМ, № 3045); далее
традиция прерывается, и новый список относится уже к концу XVI—на
чалу XVII в. Та же судьба постигла, наконец, и третий памятник,
переписанный Ефросином, — «Сказание об Индийском царстве»: и здесь
сохранился список Ефросина и его младший современник конца XV—
начала XVI в. (ГБЛ, Волок. 309); все последующие дошедшие до нас
списки — не ранее XVII в."

К о м м е н т а р и й. В том фрагменте статьи Я.С.Лурье говорит:
1) В «Задонщине» Ефросина, несомненно, привлекал ее народно-поэтический характер, идущий еще от ее
великого прототипа — «Слова о полку Игореве»;
2) Предположение об использовании Ефросином при написании «Задонщины» устных источников вполне согласуется с тем, что мы знаем об этом книгописце, сохранившим в своих сборниках такие явно устные памятники, как загадки-притчи, «Слово о хмеле» и др.
3) Как видно, перед нами стоит выбор: или "Задонщина" Ефросина своим "фольклором" обязана "Слову", или "Задонщина" Ефросина свой "фольклор" находила в устных источниках.

Фрагмент 7 (стр.167-168):
"Какое место занимало светское направление в русской общественной
мысли второй половины XV в., в идеологической борьбе этого периода?
Несомненно, что еретическое движение конца XV в. было тесно связано
•со светским направлением и выросло из него: как и Ефросин, еретики
интересовались науками (историей, языкознанием, астрономией), исполь
зовали фрагменты античной (Менандр) и нехристианской литературы
(«Шестокрыл», «Логика» Маймонида — Аль-Газали). Но ересь была
лишь крайней, наиболее радикальной формой светского направления.
В какой-то мере научными и литературными интересами того времени
были затронуты и враги ереси — деятели новгородского Геннадиевского
кружка или Волоколамского монастыря, где было переписано, например,
«Сказание об Индийском царстве». Как и Ефросин, сподвижники Иосифа
Волоцкого интересовались пасхально-астрономическими статьями и эсха
тологической литературой. С другой стороны, и сам Ефросин, как мы уже
отмечали, был ие чужд некоторого интереса к церковно-полемическим во
просам и переписывал, например, противоиудейские сочинения. Исполь
зование Ефросином некоторых мистических сочинений исихастов сбли
жало его и с другим направлением конца XV в., остававшимся в рамках
церковной ортодоксии, — направлением Нила Сорского.
Но сходясь с Ефросином в интересе к отдельным литературным па
мятникам, последователи Иосифа Волоцкого и Нила Сорского расходились
с ним в главном. Все они отрицали в принципе занятие «неполезными по
вестями» и светскими науками, не связанными с богословием. В этом от
ношении чрезвычайно характерно известное замечание Нила Сорского
в послании его сподвижнику Гурию Тушину: «Писания бо многа, но не
вся божественна суть». В другом месте нам уже приходилось доказывать,
что слова эти, традиционно понимаемые в историографии как протест
против некритического использования иосифлянами «святоотеческой» и
апокрифической литературы, никакого отношения к Иосифу Волоцкому и
иосифлянам не имеют: послание написано в конце 70—начале 80-х годов
XV в., когда не только не было никакого особого иосифлянского направ
ления, но даже сам монастырь Иосифа только начал создаваться. Пре
достерегая против чтения не-«божественных» писаний, Нил стремился
уберечь Гурия от опасности «заблудити от истиннаго пути». Какую лите
ратуру имел в виду Нил? Крайняя опасность «заблуждения» — это, ко
нечно, ересь, но путь к ней вел через чтение не-«божественной» литера-
туры. Трудно не вспомнить здесь человека, который в то же самое время
в том же самом Кирилловом монастыре переписывал сборники, обильно
содержавшие «ложные» и «злые» сочинения, «басни и кощюны» и такие
произведения, которых нельзя было читать «в зборе» и «являть» многим.
Связь между чтением не-«божественной» литературы и опасностью
«заблуждения от истиннаго пути», очевидно, понималась многими идео
логами господствующей церкви. Именно поэтому разгром ереси в начале
XV в. оказался роковым событием и для всего светского направления
в русской литературе. Изучая многочисленные рукописные сборники
XVI в. (и именно «четьи» сборники, предназначенные для чтения, а не для
богослужебных нужд), мы ощущаем всю глубину различия между ними и
ефросиновскими сборниками. Принцип «писаниа многа, но не вся боже
ственна суть» восторжествовал. В сборниках Гурия Тушина, Нила Полева,
Вассиана Кошки, Феодосия, Нифонта Кормилицына, будущего митропо
лита Макария и других книгописцев XVI в. мы не найдем ни светских по
вестей, ни «басней и кощюнов», ни научных статей ефросиновских сборни
ков. Наряду с уже перечисленными памятниками русской литературы из
рукописной традиции X VI в. выпало и «Хожение за три моря» Афанасия
Никитина.
Идеологические сдвиги начала X VI в. означали не только поражение
ереси как одного из религиозно-общественных движений, но и победу гос
подствующей феодально-христианской идеологии над всеми противостоя
щими ей силами. Укрепившаяся в XVI в. религиозная идеология была
идеологией крайне нетерпимой и не допускавшей никаких шатаний и «су-
мнений». Светская научно-поэнавателыная и художественная литература, от
разившаяся в сборниках Ефросина, должна была исчезнуть со страниц ру
кописных сборников. Она исчезла более чем на столетие, пока новые обще
ственные сдвиги XVII в. не привели к возрождению научных и литератур
ных интересов на Руси."

К о м м е н т а р и й. В тексте "Слова" есть такая фраза: "не худа гнезда Шестокрилицы". Из маиериалов статьи Я.С.Лурье видно, что "Шестокрыл" (от него производная "Шестокрилицы") - это оккультная по своему содержанию книга; читатели этой еретической книги и будут называться "Шестокрилицами". В "Путешествии" Афанасия Никитина есть такое слово : "худо", что в переводе с персидского означает "божество", "божественный". Тогда применительно к тексту "Слова" выражение "не худа" может прочитываться как <<не-"божественный">>, или "безбожный". Теперь вся рассматриваемая фраза поэмы будет иметь следующее значение: <<безбожные читатели "Шестокрыла">> - оккультисты XVIII века

______________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
................. Из материалов Исторических Форумов ......................

а лаврухин писал(а):
К о м м е н т а р и й. В тексте "Слова" есть такая фраза: "не худа гнезда Шестокрилицы". Из маиериалов статьи Я.С.Лурье видно, что "Шестокрыл" (от него производная "Шестокрилицы") - это оккультная по своему содержанию книга; читатели этой еретической книги и будут называться "Шестокрилицами". В "Путешествии" Афанасия Никитина есть такое слово : "худо", что в переводе с персидского означает "божество", "божественный". Тогда применительно к тексту "Слова" выражение "не худа" может прочитываться как <<не-"божественный">>, или "безбожный". Теперь вся рассматриваемая фраза поэмы будет иметь следующее значение: <<безбожные читатели "Шестокрыла">> - оккультисты XVIII века.

Участник Форума:
Александр, Вы же намедни писали:
"Я.С.Лурье, занимаясь литературой Древней Руси, ни строчки не оставил о "Слове о полку Игореве". Почему?"

Так писал Я.С. Лурье про "Шестокрилци" из СПИ или не писал ни строчки? Вы уж определитесь.

Что касается оккультной литературы XVIII века как "кладезь знаний" - смею Вас заверить, что была и ЦЕРКОВНАЯ литература XI-XII вв со значением "СЕРАФИМЫ".

Лаврухин:
Вы правы: в этих двух фразах в отношении Я.С.Лурье я высказываю противоречивые суждения.
Да, он написал о "Слове" одну фразу, где высказывается о зависимости "Задонщины" от "Слова". Из этой зависимости следует и древнее происхождение "Слова". Но ведь после этого всего лишь одного упоминания о "Слове", и то только в связи с "Задонщиной", Я.С.Лурье стал говорить о фольклорности "Задонщины" в таком ключе, что только что обозначенная зависимость фольклорности "Задонщины" от фольклорности "Слова" перестаёт быть обязательной.
Вот тут и наступает момент выбора:
1) либо фольклорность "Задонщины" зависит от фольклорности "Слова";
2) либо фольклорность "Задонщины" сама по себе, и упоминание "Слова" в связи с "Задонщиной" - это дань времени, когда публично говорить о версии Зимина в положительном ключе было предосудительно и наказуемо.

Участник Форума:
Что касается оккультной литературы XVIII века как "кладезь знаний" - смею Вас заверить, что была и ЦЕРКОВНАЯ литература XI-XII вв со значением "СЕРАФИМЫ"

Лаврухин:
Конечно церковная литература была. Я ведь предлагаю своё толкование "Шестокрилици" только для версии написания "Слова" в XVIII в. Или, моё толкование НИЧЕГО НЕ ДОКАЗЫВАЕТ, оно является только возможностью или только СЛЕДСТВИЕМ рассматриваемой версии.

___________________________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Н. А. Казакова. Книгописная деятельность и общественно-политические взгляды Гурия Тушина.
...................................... (в кн. ТОДЛ, т. XVII, 1961) ............................................

Фрагмент 1 (стр.170-171-172):
"Гурия Тушина как адресата известного послания Нила Сорского упо
минает А. С. Архангельский, ограничившийся замечанием о том, что Гу
рий, инок Кирилло-Белозерского монастыря, одно время был в нем игу
меном, пользовался большим уважением и имел своих учеников.

(...)Гурий Тушин, в миру Григорий, происходил из боярского рода Кваш
ниных; фамилию Тушин он получил по прозвищу своего прадеда «Туша».6
В 1478 или 1479 г., приблизительно в возрасте 23—26 лет, он принял по
стрижение в Кирилло-Белозерском монастыре от игумена Нифонта. В Ки-
рилло-Белозерском монастыре Гурий Тушин сблизился с Нилом Сорским
чей скит находился недалеко от монастыря, и стал его учеником и после
дователем (установить время сближения Гурия с Нилом Сорским за от
сутствием каких-либо даже косвенных указаний источников нельзя).
В 1484 г., через пять лет после своего пострижения, Гурий становится
игуменом.

(...)Во всяком случае
никаких указаний на связь Гурия в какой-либо период его жизни
с удельнокняжеской оппозицией не имеется; что касается отношения к Гу
рию великокняжеской власти, то оно было вполне благожелательным. Об
этом свидетельствует дар Василия III Гурию Тушину — Евангелие, на по
следнем листе которого рукою Гурия записано: «Сие Еуангелие дал князь
великий Василей Гурию Кирилловскому Тушину».
Евангелие, подаренное Василием III Гурию Тушину, отличается высо
кой художественностью оформления: оно украшено изящным плетеным
орнаментом и миниатюрами, на которых легкие, исполненные благородного
изящества фигуры евангелистов вставлены в великолепное арочное обра
мление, а обычный для миниатюр золотой фон заменен тонким орнамен
том, образующим ковровый узор. А. Н. Свирин в своем исследовании
древнерусской миниатюры, отмечая художественную ценность интересую
щего нас Евангелия, ставит его миниатюры в один ряд с миниатюрами
таких известных евангелий, как Евангелие Феодосия (сына Дионисия)
1507 г. и Бирева 1531 г. Миниатюры этих трех евангелий он рассматри
вает как отражение дионисиевской традиции в области русской книжной
миниатюры первой половины X VI в. Несомненно, что факт
дарения Василием III такого ценного Евангелия старцу, не являвшемуся
руководителем монастыря, свидетельствует о большом уважении к нему
со стороны великого князя, уважении, возникшем не вдруг и не случайно

(...)Игуменство Гурия Тушина продолжалось недолго — всего девять ме
сяцев, но до конца своей жизни он не оставлял Кирилло-Белозерский
монастырь, где и умер 8 июля 1526 г., на восьмом десятке лет, окружен
ный всеобщим уважением. Об уважении и влиянии, которыми пользо
вался Гурий Тушин в монастыре, свидетельствуют записи в одном ки-
рилло-белозерском сборнике о смерти не только самого Гурия и его
сестры, но и его учеников — старцев Симеона, Герасима, Филофея.".

К о м м е н т а р и й. Этот фрагмент ещё раз высвечивает то , что Кирилло-Белозерский монастырь был широко известен в пределах Московского государства, И А.И.Мусин-Пушкин, интересуясь древними рукописями, должен был посетить стены знаменитого монастыря и осмотреть его книгохранилище.

Фрагмент 2 (стр.181):
"Мы не знаем, был ли Гурий Тушин лично знаком с Максимом Гре-
ком, но несомненно, что кирилло-белозерский книгописец внимательно сле
дил за литературной деятельностью ученого грека.
Возможно, что вначале Максим Грек привлек внимание Гурия Тушина
как выходец с Афона. Интерес к Афону, к афонской литературе был при
вит Гурию Тушину еще Нилом Сорским, и Тушин сохранял его и после
смерти последнего. Памятники афонской литературы, привозившиеся
на Русь, сразу же попадали в орбиту внимания Гурия Тушина. Так, едва
старец Исайя, приехавший в 1517 г. с Афона, привез в Москву Житие
Саввы Сербского, как в Кирилло-Белозерском монастыре появляется спи
сок Жития руки Гурия Тушина. Вероятно, протографом для списка Гу
рия послужил экземпляр Жития, подаренный Кирилло-Белозерскому мо
настырю монахом Чудова монастыря Михаилом Медоварцевым, будущим
помощником Максима Грека по переводу богослужебных книг. Из дарст
венной записи следует, что Михаил Медоварцев списал свой экземпляр
непосредственно с Жития, привезенного Исайей.
Естественно, что живейший интерес должна была вызвать у Тушина
переводческая деятельность Максима Грека, имевшая целью исправление
богослужебных книг. К переводам Максима Грека Гурий Тушин относился
положительно. Доказательство этому — та быстрота, с какой появлялись
списки Тушина с переводов богослужебных книг Максима Грека: в 1520 г.
Максим Грек при помощи приставленного к нему переводчика Власа за
канчивает свой перевод Толкового Апостола, а в 1520—1524 гг. в Ки-
рилло-Белозерской библиотеке «мелся уже список этого перевода, сделан
ный Гурием Тушиным.
Можно полагать, что у Гурия Тушина встречали сочувствие не только
переводы Максима Грека, но и некоторые аспекты его публицистической
деятельности."

К о м м е н т а р и й. Как видно, Максим Грек, итальянец по происхождению, взялся за исправление богослужебных книг, руководствуясь грамматическими учениями итальянских философов. А в Древней Руси была своя "грамматическая наука" - Дух Буквы, её музыка, её душа; у итальянцев же - всё шло от ума, им нужна была логика, объяснение от разума. Вот откуда родом книжная смута на Руси, приведшая к так называемой церковной реформе Никона XVII века - из Ватикана.

_________________________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
..................Н. С. Сарафанова. "Прение верного инока с отступником". .......................
.......................(Из истории старообрядческой литературы XVII в.).............................
.......................................(в кн. ТОДРЛ, т.XVII, 1961).........................................

Фрагмент 1 (стр.281, 283):
"«Прение» привлекает внимание и как памятник истории начального
периода старообрядчества — 70-х годов XVII в. (оно дает материал для
характеристики «властей» и методов их расправы со старообрядцами), и
как своеобразное произведение старообрядческой литературы, в котором
нашли отражение новые принципы повествования, возникшие в старооб
рядческой литературе того времени.
Находится «Прение» в той же тетради сборника, что и два других
старообрядческих сочинения, известных в единственном списке в дефект
ном виде: «Письмо неизвестного лица из заточения (1685 г.)» и письмо
инока Епифания, опубликованное А. К. Бороздиным. Все эти три сочи
нения расположены вместе, следуют одно за другим на лл. 35—39 об.,
написаны одним и тем же скорописным почерком конца XVII в. и образуют
единую группу в составе сборника.
«Прение верного инока с отступником» дошло до нас неполностью:
вследствие утраты предшествующих листов недостает начала его, текст
начинается со слов: «Верный же инок начат ему глаголати.. .». При позд
нейшем переплете рукописи листы были перебиты (их надо читать в сле
дующее порядке: лл. 37 об., 37, 38—39 об.).

(...)Какие же это особенности?
В «Прении верного инока с отступником», кроме двух спорящих героев,
присутствует еще и третье лицо — автор. Автор выступает как очевидец,
свидетель этого спора: «верный ... иам про их козни много на пользу ду
шам сказал. Аз же, грешный, и вам не поленихся се известно сотворит«».
Авторское «я» сообщает всему рассказу о споре «верного» с «отступни
ком» особо доверительный, интимный тон. Повествование от лица рассказ
чика-очевидца не встречается в обширной литературе «прений». Это один
из характерных приемов старообрядческой литературы, широкое исполь
зование которого было вызвано отчасти чисто практическими задачами
убеждения, стоявшими перед ней. Так, в «Прении» этим литературным
приемом достигались две цели. Во-первых, это было лишним свидетель
ством правдивости, достоверности того, о чем только что поведал автор. Во-
вторых, автор получал возможность прямо, «в лоб» высказать свое отно
шение к рассказанному: «я нам даждь, владыко, утверженьем быти во еди
ной истинной вере и не прелагатися, якоже они, отступницы». Отмеченная
особенность «Прения» имеет принципиальное значение для изучения ста
рообрядческой литературы: она является выражением особой тенденции
в развитии художественных норм старообрядческой литературы — прин
ципа автобиографизма.
Писатель нарушает традицию книжного стиля «прения» и тем, что
стремится иногда передать спор с помощью оборотов устной речи. Так,
«отступник» спрашивает у своего противника: «И ноне что мя новым
нынешним крещением поносиши?» — или кратко отвечает: «Аз убо по ны
нешней новой вере паки бы прекрестился». Особенно интересна в этом
отношении заключительная часть спора, когда «отступник» начинает гро
зить «верному» расправой «властей»: «власти те на вас добры, немного
дают говорить, рот-от у вас затыкают кулаками, а иное-камением в зубы,
да и бороды теребить горазды. Да кабы и ты попал им в руки, был бы ты
мякок» и т. д. Просторечие в данном случае выступает как своего рода
средство характеристики, показатель невежественности, «грубости» «отступ
ника», но само стремление фиксировать разговорную речь в литературном
произведении весьма знаменательно для старообрядческой литературы."

К о м м е н т а р и й. Как видно, старообрядческая литература вводит в повествование его Автора. Но Автор произведения уже есть в тексте "Слова о полку Игореве". Вопрос: насколько характерно присутствие Автора в тексте его произведения для литературы XII и XVIII веков.

_________________________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
С. Н. Колобанов. Обличие княжеских междоусобий в поучениях Серапиона Владимирского.
................................... (в кн. ТОДРЛ, т. XVII, 1961) ...........................................

Фрагмент 1 (стр.329):
"Творчество Серапиона Владимирского было тесно связано с жизнью
своей эпохи. Событием, в наибольшей степени поразившим воображение
писателя, явилось татаро-монгольское нашествие. Оно нашло отражение
во всех пяти дошедших до нас поучениях Серапиона.
К числу малоизученных вопросов творчества Серапиона относится во
прос об отражении в его «словах» княжеских междоусобий второй поло
вины XIII в. Исследователи и авторы общих курсов литературы почти не
останавливались на этом вопросе. Лишь M. H. Сперанский впервые ука
зал на то, что Серапион «подразумевал удельные распри князей». Отго
лоски общественных событий второй половины XIII в. в творчестве Сера
пиона несколько более подробно рассмотрены новейшими исследовате
лями — М. Горлиным и Н. К. Гудзием. Однако и они не останавливались
специально на теме княжеских междоусобий. Наконец, в новейшем курсе
литературы лишь указано на то, что Серапион заботился «о воспитании
у населения чувства патриотизма и гражданской солидарности».

К о м м е н т а р и й. Как видно, Серапион Владимирский в своих поучениях говорит о том же, что и Автор "Слова о полку Игореве". И странно видеть, что Н.К.Гудзия, исследуя творчество этого древнерусского писателя, не счёл нужным даже упомянуть о гражданской позиции Автора "Слова". А ведь сколько у них схожего, но при этом нет и следов взаимного влияния друг на друга, как будто бы "Слова" не существовало...

Фрагмент 2 (стр.332-333):
"Таким образом, в тот период политика русских князей находилась
в зависимости от татарских поработителей и направлялась татарскими
ханами с помощью постоянной военно-политической организации — бас-
качества. В то же время установившаяся система татарского владычества
не препятствовала князьям в их междоусобной борьбе.
Следовательно, на фоне исторической обстановки тех лет становится
более понятным смысл обращений Серапиона к слушателям. В этих обра
щениях писатель стремился разъяснить современникам истинные причины
постигших их бедствий. Он видел причины порабощения не только
в «божьих казнях»-—нашествии татар, обрушившихся на «грешных»
современников, но и в непримиримой вражде русских князей. Поэтому
картины нашествия у Серапиона не обособлены от его страстных обличе-
ний. Он взывал к исправлению, рисуя трагические картины разоренной
Русской земли и используя при этом примеры живой действительности
70-х годов XIII в. Но призывы к покаянию и очищению от грехов в «сло
вах» Серапиоиа сливались с гневным осуждением «земной» причины,
повлекшей за собой порабощение Руси, — княжеских междоусобий.
Из поучений Серапиона, сильных патриотизмом содержания, вырисо
вывается облик автора не только как «духовного пастыря» церкви, но и
как писателя, исторически правильно понимавшего свою задачу в один
из сложных и тяжелых для древней Руси периодов".

К о м м е н т а р и й. По материалам статьи С.Н.Колобанова создаётся впечатление того, что Древняя Русь не знала ни "Слова о полку Игореве", ни его Автора. А ведь именно Автор "Слова", по утверждению Д.С.Лихачёва и других учёных, первым в истории древнерусской литературы выступил со словами осуждения княжеских междуусобий и с призывом объединить свои усилия в борьбе с внешним врагом.

_________________________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Д. С. ЛИХАЧЕВ. Изучение состава сборников для выяснения истории текста произведений.
.................................... (в кн. ТОДРЛ, т.XVIII, 1962 г.) .......................................

Фрагмент 1 (стр.3):
"Большинство древнерусских литературных произведений дошло до нас
в составе сборников (кодексов). Связь, которая существует между дошед
шими до нас литературными произведениями и составом включивших их
в себя сборников, может быть очень различна — от самой тесной по содер
жанию до минимальной, от исторически сложившейся до случайно создав
шейся в единственном списке в результате механической работы последнего
писца или даже просто переплетчика, соединившего различные по содержа
нию и разновременные рукописи.
Изучение исторически сложившихся сборников с устойчивым или с от
носительно устойчивым составом открывает новый, дополнительный источ
ник для восстановления истории текста входящих в них литературных
произведений, а также для суждения о литературных вкусах читателей и
переписчиков, для выяснения того, как понимался древнерусскими чита
телями и переписчиками жанр произведения, его идейный смысл и пр.
К сожалению, необходимость изучения состава некоторых сборников и
особенно того явления, которое мы в дальнейшем будем называть «кон
воем» памятника, недостаточно осознается еще историками древнерусской
литературы. Памятники древнерусской литературы издаются по большей
части без указания на их текстологическое окружение в списках. Не ясно
также, что именно необходимо изучать в этом текстологическом окружении."

Фрагмент 2 (стр.11-12):
"Итак, изучение истории текста произведения в тесной связи с его ок
ружением в составе сохранившихся рукописей должно быть признано од
ной из важных задач историков древней русской литературы. Если про
изведение сохранилось не в одном списке, то рассмотрение текстологиче
ского конвоя должно быть признано обязательным для всякой текстоло
гической работы над ним.
Между тем в исследовании памятников древней русской литературы
еще очень часты случаи, когда даже произведение, заведомо встречаю
щееся в текстах летописей или хронографов, изучается вне состава этих ле
тописей и хронографов — как будто бы оно имело самостоятельную исто
рию. В самом деле, отдельные отрывки из летописей и хронографов легко
могут быть приняты за особые повести «по ощущению» и изучаться от
дельно (так, например, случилось с двумя летописными рассказами о взя
тии Москвы Тохтамышем). Такого рода «изучение» летописных расска
зов не имеет никакой ценности. Но даже если произведение находится не
в летописи, а в сборнике, состоящем из отдельных памятников, ценность
его изучения может быть утеряна или в значительной степени уменьшена
при недостаточном внимании к общему составу сборника.
Необходимость комплексного подхода к изучению текста произведений
ставит перед историками древней литературы целый ряд новых задач.
В частности, необходимо вернуться к текстологическому изучению очень
многих древнерусских произведений, встречающихся в сборниках. Так, на
пример, уже давно было обращено внимание на состав Мусин-Пушкин
ского сборника, в котором найдено «Слово о полку Игореве». Является ли
этот состав стабильным? Некоторые данные прямо говорят об этом. В та
ком случае его необходимо внимательно проследить по сохранившимся
в рукописях аналогичным подборкам произведений."

К о м м е н т а р и й. Уважаемый Д.С.Лихачёв признаёт необходимость изучения "конвоя" произведения. Он даже отмечает фразой "к сожалению" то обстоятельство, что публикация литературных памятников не всегда ведётся с указанием его "конвоя". если таковой имеется. Д.С.Лихачёв упомянул и "Слово о полку Игореве", дошедшее до нас, со слов графа А.И.Мусина-Пушкина, в составе сборника из 9-ти произведений.
Но вот какой возникает казус. Д.С.Лихачёв публикует текст "Слова" в отрыве от того "конвоя", которое мы можем видеть в издании 1800 г. А именно: учёный-слововед непременно опускает"Перевод" и "Комментарий", которые в его понимании уже не имеют никакой научной ценности. Пусть это так, но с одной лишь оговоркой: это приемлимо только для версии написания "Слова" в XII в. Для версии его написания в XVIII в. это и будет означать, что важнейшая ТЕКСТОЛОГИЧЕСКАЯ информация подверглась изъятию. А это недопустимо.

ННП

Дискуссия о времени написания "Слова..." очень интересная. Но не мог бы кто-нибудь перед ее продолжением привести здесь, в комментариях, полное название "Слова..."?

________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Булгаков - Сталин - Троцкий: драматург, режиссёр, актёр.

1. Видео-материал для размышления: "Лев Троцкий.Тайна мировой революции".

Комментарий к видеоматериалу.

Анаконда глотает крокодила. Редкие кадры.

Судьба писателя. Михаил Булгаков

Видео:

Евгений Понасенков. Михаил Булгаков: игры со Сталиным.



К о м м е н т а р и й.
"Ну, ладно, это не для эфира" - любимая присказка Е. Понасенкова. Уж очень собой занят, тут не до Булгакова. А Сталина он просто не видит, т.е. не хочет замечать вблизи Булгакова. Сказать такое: Сталин завидовал Булгакову! И по той самой причине, что не дорос размером стопы и не дотянул своим интеллектом до гения автора драмы "Дни Турбиных". Ну да, мы так и поверили.
Сталин был Игроком (Драматургом и Режиссёром) совершенно на другом поле, чтобы ревновать и мериться своими силами с гениальным писателем Булгаковым. Сталин распутывал паутину, которую соткали банкиры с довольно конкретной целью (см. события 1991 года и далее). Наоборот, Булгаков был нужен Сталину - живым и творящим!!!