Погода: -12°C
  • Вспоминая в эту пятницу великую жертву Христа на Голгофе, снова хочется проникнуться в это через поэзию.
    Пастернак наиболее для меня отзывается в сердце. Послушаем его.

    Борис Пастернак
    Гефсиманский сад

    Мерцаньем звезд далеких безразлично
    Был поворот дороги озарен.
    Дорога шла вокруг горы Масличной,
    Внизу под нею протекал Кедрон.

    Лужайка обрывалась с половины.
    За нею начинался Млечный путь.
    Седые серебристые маслины
    Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

    В конце был чей-то сад, надел земельный.
    Учеников оставив за стеной,
    Он им сказал: "Душа скорбит смертельно,
    Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной".

    Он отказался без противоборства,
    Как от вещей, полученных взаймы,
    От всемогущества и чудотворства,
    И был теперь, как смертные, как мы.

    Ночная даль теперь казалась краем
    Уничтоженья и небытия.
    Простор вселенной был необитаем,
    И только сад был местом для житья.

    И, глядя в эти черные провалы,
    Пустые, без начала и конца,
    Чтоб эта чаша смерти миновала,
    В поту кровавом он молил Отца.

    Смягчив молитвой смертную истому,
    Он вышел за ограду. На земле
    Ученики, осиленные дремой,
    Валялись в придорожном ковыле.

    Он разбудил их: "Вас Господь сподобил
    Жить в дни Мои, вы ж разлеглись, как пласт.
    Час Сына Человеческого пробил.
    Он в руки грешников Себя предаст".

    И лишь сказал, неведомо откуда
    Толпа рабов и скопище бродяг,
    Огни, мечи и впереди — Иуда
    С предательским лобзаньем на устах.

    Петр дал мечом отпор головорезам
    И ухо одному из них отсек.
    Но слышит: "Спор нельзя решать железом,
    Вложи свой меч на место, человек.

    Неужто тьму крылатых легионов
    Отец не снарядил бы Мне сюда?
    И, волоска тогда на мне не тронув,
    Враги рассеялись бы без следа.

    Но книга жизни подошла к странице,
    Которая дороже всех святынь.
    Сейчас должно написанное сбыться,
    Пускай же сбудется оно. Аминь.

    Ты видишь, ход веков подобен притче
    И может загореться на ходу.
    Во имя страшного ее величья
    Я в добровольных муках в гроб сойду.

    Я в гроб сойду и в третий день восстану,
    И, как сплавляют по реке плоты,
    Ко Мне на суд, как баржи каравана,
    Столетья поплывут из темноты".

    1949

    Играть в радости
    Танцевать в страсти

  • Дурные дни.

    Когда на последней неделе
    Входил Он в Иерусалим,
    Осанны навстречу гремели,
    Бежали с ветвями за Ним.

    А дни все грозней и суровей,
    Любовью не тронуть сердец.
    Презрительно сдвинуты брови.
    И вот послесловье, конец.

    Свинцовою тяжестью всею
    Легли на дворы небеса.
    Искали улик фарисеи,
    Юля перед Ним, как лиса.

    И темными силами храма
    Он отдан подонкам на суд,
    И с пылкостью тою же самой,
    Как славили прежде, клянут.

    Толпа на соседнем участке
    Заглядывала из ворот,
    Толклись в ожиданье развязки
    И тыкались взад и вперед.

    И полз шепоток по соседству
    И слухи со многих сторон.
    И бегство в Египет и детство
    Уже вспоминались как сон.

    Припомнился скат величавый
    В пустыне, и та крутизна,
    С которой всемирной державой
    Его соблазнял сатана.

    И брачное пиршество в Кане,
    И чуду дивящийся стол.
    И море, которым в тумане
    Он к лодке, как по суху, шел.

    И сборище бедных в лачуге,
    И спуск со свечою в подвал,
    Где вдруг она гасла в испуге,
    Когда воскрешенный вставал…

    1949 год

    Играть в радости
    Танцевать в страсти

  • Магдалина

    1
    Чуть ночь, мой демон тут как тут,
    За прошлое моя расплата.
    Придут и сердце мне сосут
    Воспоминания разврата,
    Когда, раба мужских причуд,
    Была я дурой бесноватой
    И улицей был мой приют.

    Осталось несколько минут,
    И тишь наступит гробовая.
    Но раньше чем они пройдут,
    Я жизнь свою, дойдя до края,
    Как алавастровый сосуд,
    Перед тобою разбиваю.

    О где бы я теперь была,
    Учитель мой и мой Спаситель,
    Когда б ночами у стола
    Меня бы вечность не ждала,
    Как новый, в сети ремесла
    Мной завлеченный посетитель.

    Но объясни, что значит грех
    И смерть и ад, и пламень серный,
    Когда я на глазах у всех
    С тобой, как с деревом побег,
    Срослась в своей тоске безмерной.

    Когда твои стопы, Исус,
    Оперши о свои колени,
    Я, может, обнимать учусь
    Креста четырехгранный брус
    И, чувств лишаясь, к телу рвусь,
    Тебя готовя к погребенью.

    2

    У людей пред праздником уборка.
    В стороне от этой толчеи
    Обмываю миром из ведерка
    Я стопы пречистые твои.

    Шарю и не нахожу сандалий.
    Ничего не вижу из-за слез.
    На глаза мне пеленой упали
    Пряди распустившихся волос.

    Ноги я твои в подол уперла,
    Их слезами облила, Исус,
    Ниткой бус их обмотала с горла,
    В волосы зарыла, как в бурнус.

    Будущее вижу так подробно,
    Словно ты его остановил.
    Я сейчас предсказывать способна
    Вещим ясновиденьем сивилл.

    Завтра упадет завеса в храме,
    Мы в кружок собьемся в стороне,
    И земля качнется под ногами,
    Может быть, из жалости ко мне.

    Перестроятся ряды конвоя,
    И начнется всадников разъезд.
    Словно в бурю смерч, над головою
    Будет к небу рваться этот крест.

    Брошусь на землю у ног распятья,
    Обомру и закушу уста.
    Слишком многим руки для объятья
    Ты раскинешь по концам креста.

    Для кого на свете столько шири,
    Столько муки и такая мощь?
    Есть ли столько душ и жизней в мире?
    Столько поселений, рек и рощ?

    Но пройдут такие трое суток
    И столкнут в такую пустоту,
    Что за этот страшный промежуток
    Я до Воскресенья дорасту.

    1949.

    Играть в радости
    Танцевать в страсти

  • Магдалина билась и рыдала,
    Ученик любимый каменел,
    А туда, где молча Мать стояла,
    Так никто взглянуть и не посмел.

    (с)

    1940 Фонтанный дом

    "Но кажется, что это лишь игра с той стороны зеркального стекла..."

  • :wub1.gif: Рождественская звезда :wub1.gif:
    Борис Пастернак

    Стояла зима.
    Дул ветер из степи.
    И холодно было Младенцу в вертепе
    На склоне холма.

    Его согревало дыханье вола.
    Домашние звери
    Стояли в пещере,
    Над яслями теплая дымка плыла.

    Доху отряхнув от постельной трухи
    И зернышек проса,
    Смотрели с утеса
    Спросонья в полночную даль пастухи.

    Вдали было поле в снегу и погост,
    Ограды, надгробья,
    Оглобля в сугробе,
    И небо над кладбищем, полное звезд.

    А рядом, неведомая перед тем,
    Застенчивей плошки
    В оконце сторожки
    Мерцала звезда по пути в Вифлеем.

    Она пламенела, как стог, в стороне
    От неба и Бога,
    Как отблеск поджога,
    Как хутор в огне и пожар на гумне.

    Она возвышалась горящей скирдой
    Соломы и сена
    Средь целой вселенной,
    Встревоженной этою новой звездой.

    Растущее зарево рдело над ней
    И значило что-то,
    И три звездочета
    Спешили на зов небывалых огней.

    За ними везли на верблюдах дары.
    И ослики в сбруе, один малорослей
    Другого, шажками спускались с горы.
    И странным виденьем грядущей поры
    Вставало вдали все пришедшее после.

    Все мысли веков, все мечты, все миры,
    Все будущее галерей и музеев,
    Все шалости фей, все дела чародеев,
    Все елки на свете, все сны детворы.

    Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
    Все великолепье цветной мишуры...
    ... Все злей и свирепей дул ветер из степи...
    ... Все яблоки, все золотые шары.

    Часть пруда скрывали верхушки ольхи,
    Но часть было видно отлично отсюда
    Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.
    Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,
    Могли хорошо разглядеть пастухи.

    - Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, -
    Сказали они, запахнув кожухи.
    От шарканья по снегу сделалось жарко.
    По яркой поляне листами слюды
    Вели за хибарку босые следы.

    На эти следы, как на пламя огарка,
    Ворчали овчарки при свете звезды.
    Морозная ночь походила на сказку,
    И кто-то с навьюженной снежной гряды
    Все время незримо входил в их ряды.

    Собаки брели, озираясь с опаской,
    И жались к подпаску, и ждали беды.
    По той же дороге чрез эту же местность
    Шло несколько ангелов в гуще толпы.

    Незримыми делала их бестелесность,
    Но шаг оставлял отпечаток стопы.
    У камня толпилась орава народу.
    Светало. Означились кедров стволы.

    - А кто вы такие? – спросила Мария.
    - Мы племя пастушье и неба послы,
    Пришли вознести Вам Обоим хвалы.
    - Всем вместе нельзя. Подождите у входа.

    Средь серой, как пепел, предутренней мглы
    Топтались погонщики и овцеводы,
    Ругались со всадниками пешеходы,
    У выдолбленной водопойной колоды
    Ревели верблюды, лягались ослы.

    Светало. Рассвет, как пылинки золы,
    Последние звезды сметал с небосвода.
    И только волхвов из несметного сброда
    Впустила Мария в отверстье скалы.

    Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
    Как месяца луч в углубленье дупла.
    Ему заменяли овчинную шубу
    Ослиные губы и ноздри вола.

    Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
    Шептались, едва подбирая слова.
    Вдруг кто-то в потемках, немного налево
    От яслей рукой отодвинул волхва,
    И тот оглянулся: с порога на Деву,
    Как гостья, смотрела звезда Рождества.

    1947 г.

    Играть в радости
    Танцевать в страсти

Записей на странице:

Перейти в форум

Модераторы: